Дочь коменданта Освенцима: он не был злодеем. Рудольф франц хесс Герои и жертвы

Подъездные пути к главным воротам Освенцима

Освенцим был крупнейшим лагерем уничтожения, его называли фабрикой смерти, конвейером смерти, машиной смерти. Как и всякое определение, эти - далеко не полные. Прежде всего Освенцим населяли люди. Фактически в польской Силезии на нескольких тысячах гектаров было построено самое чудовищное государство в мире с населением в несколько миллионов человек, из которых уцелели менее трех тысяч, со своей системой ценностей, экономикой, органами управления, иерархией, правителями, палачами, жертвами и героями. Кем же были люди, организовавшие это государство смерти, и кто противостоял им?

Палачи

Их вряд ли помнят в лицо. Потому что у них были самые обычные человеческие лица. Они улыбались в объективы камер, снимаясь на фоне трупов убитых ими людей. Они носили белые халаты или армейскую форму, ставшую привычной для взглядов жителей Европы. После ареста они охотно отвечали на вопросы, подробно рассказывая о том, что видели и слышали. Свое участие в массовых казнях и издевательствах объясняли приказами и желанием способствовать процветанию Третьего рейха. Они просто выполняли свою работу, тяжелую грязную работу, которую поручил им любимый фюрер. Вот лишь некоторые из тех, кто считал, что загонять в газовые камеры стариков, женщин и детей, ставить опыты на живых людях, морить голодом сотни тысяч несчастных - это просто работа.

Рудольф Гёсс

Комендант концентрационного ларегя Аушвиц-Биркенау Рудольф Франц Фердинанд Гёсс родился в 1900 году в Баден-Бадене. В 15 лет пошел на фронт, в 1922 году вступил в нацистскую партию, пять лет провел в тюрьме за политическое убийство. В 1933 году стал членом СС. Служил в лагерях Дахау и Заксенхаузен, пока в 1940 году Гиммлер не предложил ему возглавить новый концентрационный лагерь, строившийся неподалеку от польского города Освенцим.

Гёсс принялся за дело с рвением. Позже в своих воспоминаниях он жаловался на тупость и лень своих подчиненных, рассказывал, как сам ездил за продуктами для охраны лагеря и заключенных, воровал километры колючей проволоки, которую начальство забыло выписать для лагеря, и едва ли не сам таскал доски.

Гёсс был первым, кто провел испытания газа Циклон В на узниках. До середины 1941 года узников уничтожали с помощью угарного газа, синильной кислоты, которая образовывалась при действии серной кислоты на твердые цианиды. Однако летом 41-го Гиммлер сообщил Гёссу о принятом «окончательном решении еврейского вопроса», и Гёсс начал превращать лагерь в фабрику смерти. Уже в сентябре 1941 года в Аушвиц прибыла первая группа советских военнопленных. На них и провел комендант первый опыт по применению газа Циклон В.

Я понимал, что из Освенцима можно сделать нечто полезное только благодаря упорному труду всех, начиная с коменданта лагеря и кончая последним узником… Однако уже в первые месяцы и даже недели я заметил, что моя добрая воля, мои благие намерения разбиваются, наталкиваясь на сопротивление большинства офицеров и солдат СС, находившихся в моем подчинении, из-за их низких человеческих качеств. Всеми возможными способами я старался убедить своих сослуживцев в правоте моих замыслов и стремлений, пробовал объяснить им, что только работая сообща, наш коллектив сможет достичь хороших результатов, что только при таких условиях работа может быть плодотворной и мы сумеем выполнить поставленные перед нами задачи.

Рудольф Гёсс, комендант лагеря Аушвиц-Биркенау

Впрочем, только газовыми камерами успехи коменданта не ограничивались. Возглавляемое им предприятие приносило Германии два миллиона марок ежемесячного дохода. Каждый день в специальный отдел по работе с еврейским имуществом германского банка отправлялось не менее 12 килограммов золота, изъятого у узников. В самом же лагере царили тотальный учет и контроль. Узников пересчитывали несколько раз в сутки. Если кто-то из заключенных умирал на работах за пределами лагеря, товарищи обязаны были принести его труп назад для точного пересчета. В хозяйстве у Гёсса не пропадало ничего - печи работали на полную мощность без остановки, прахом заключенных удобряли землю, из волос узников делались матрасы для немецких подводников, его рабы обшивали все лагерное начальство и поставляли одежду в модные магазины Берлина. Туда же шли антиквариат и ценные мелочи, которые брали с собой узники, отправлявшиеся в лагерь.

В конце 1943 года руководства Третьего рейха отметило старания Гёсса, назначив его главным инспектором концентрационных лагерей. В одном из отчетов Гёсс был назван «первопроходцем в этой области, автором новых идей и методов».

После освобождения лагеря советскими войсками Гёсс бежал, скрывался в Германии под именем Франц Ланг. Был арестован войсками союзных сил в 1946 году и выдан польским властям для суда. Комендант Аушвица закончил свою жизнь на выстроенной специально для него виселице прямо перед воротами в одну из газовых камер.

Йозеф Крамер

Йозеф Крамер, или «Чудовище из Бельзена», успел поработать под началом Гёсса «всего» полгода. Гауптштурмфюрер Крамер возглавлял лагерь Аушвиц-II, или Биркенау, считавшийся главным лагерем уничтожения. Именно жена Крамера так гордилась своими аксессуарами - в частности, сумочкой из татуированной человеческой кожи.

Крамер родился в 1906 году в Мюнхене, вступил в нацистскую партию в 31-м, а уже в 32-м прибыл к первому месту службы - в концлагерь Дахау. Затем в его послужном списке значатся Заксенхаузен и Маутхаузен. В Биркенау особым предметом его заботы были газовые камеры и печи крематория - именно за их бесперебойную работу отвечал заместитель коменданта. В декабре 1944 года Крамера перевели комендантом в Берген-Бельзен.

Акция была проведена в блоке 11. Я надел противогаз и лично наблюдал за убийством. Должен признаться, что после процедуры я испытал облегчение: вскоре мы должны были начать массовое уничтожение евреев, однако ни Эйхман, ни я понятия не имели, как лучше это организовать. Мы были уверены, что газовая камера - наилучшее решение, но не знали, какой газ и как лучше использовать для этого. Теперь мы не только получили газ, но и поняли, как правильно проводить процедуру.

Рудольф Гёсс, из воспоминаний

В апреле 45-го Берген-Бельзен был освобожден британскими войсками, Крамер был арестован и вместе с 44 подчиненными предстал перед судом. «Чудовище из Бельзена» приговорили к смертной казни через повешение. Казнь была приведена в исполнение 12 декабря 1945 года.

Мария Мандель

Начальнице женского лагеря Биркенау к моменту назначения в лагерь было 30 лет. Однако Мария Мандель уже успела поработать в лагерях смерти Лихтенбург и Равенсбрюк. Коллеги описывали ее как чрезвычайно умного и преданного своему делу специалиста. Узники же называли ее чудовищем, испытывавшим искреннее удовольствие от процесса отбора заключенных, особенно детей, для отправки в газовые камеры. Одного из таких детей она даже взяла на время под свое покровительство - подкармливала и баловала понравившегося ребенка, а когда он ей наскучил, внесла его в список на уничтожение.

Именно Мандель организовала лагерный оркестр, встречавший измученных людей у ворот лагеря веселой музыкой. Под эту музыку производилась селекция, музыка сопровождала признанных негодными к работе в газовые камеры. В 1944 году Мандель была переведена в концлагерь Мульдорф, где и прослужила до мая 1945 года.

В августе 45-го Марию Мандель арестовали, спустя два года начальницу женского лагеря казнили по приговору суда.

Ангел смерти Йозеф Менгеле...

Кто и когда так назвал Йозефа Менгеле, неизвестно. Известно зато, что Менгеле не попал в список 23 врачей, которых судили на Нюрнбергском процессе. Им были предъявлены обвинения в проведении бесчеловечных опытов над тысячами заключенных. Пятнадцать врачей были признаны виновными. Семерых ждала казнь, восемь провели долгие годы за решеткой. Йозеф Менгеле спокойно дожил на свободе до 1979 года.

Уроженец Баварии начал свою карьеру во франкфуртском Институте наследственной биологии и расовой гигиены под руководством генетика Отмара фон Фершуера, «прославившегося» своим трудом о расовой неполноценности и потенциальной опасности евреев. Старательного студента интересовали прежде всего антропология и генетика. Он опубликовал несколько статей, защитил диссертацию. В 1939 году Менгеле сменил белый халат на военную форму. Он провел некоторое время на Восточном фронте в составе частей Waffen SS, получил ранение, был произведен в гауптштурмфюреры и отправлен служить в Аушвиц.

По воспоминаниям «коллег», в лагере его встретили как героя. Он же был вездесущ. Менгеле занимался первоначальной селекцией узников, без тени сомнения отправляя тысячи людей прямиком в газовые камеры, затем отбирал заключенных для различных экспериментов, возглавлял исследования и сам проводил тысячи опытов над живыми людьми.

Среди тем, интересовавших любознательного доктора, были пересадка органов и тканей, операции по смене пола, исследования в области ограничения рождаемости для представителей «неполноценных» рас и увеличения плодовитости немок. Не чурался доктор Менгеле и изучения последствий воздействия на людей различных химических и ядовитых веществ. Особенно же его занимали близнецы - для них у Менгеле была разработана особая программа исследований, которая не прекращалась даже со смертью испытуемых. Данных о точном числе подопытных Менгеле нет, однако известно, что из трех тысяч отобранных для экспериментов детей в живых остались менее 200.

Благозвучие тем исследований не может скрыть тот факт, что опыты проводились на живых людях, и, конечно же, ни о какой анестезии речи не шло. Менгеле пересаживал людям органы животных и документировал мучительную смерть во время отторжения пересаженных органов; после нескольких опытов пришел к выводу, что наилучшим способом ограничения рождаемости низших рас будет кастрация, и провел несколько сотен операций, чтобы разработать наиболее эффективную и быструю методику. Для подтверждения гипотезы о возможности изменения цвета глаз у евреев он вводил различные химические красители в глазные яблоки узников и заключил, что сделать арийца из еврея невозможно.

Одно только описание методик исследований способно вызвать приступ дурноты у любого, однако, по словам коллег, «Ангел смерти» был приветлив, приятен в общении, чистоплотен, на детей не кричал, часто улыбался, а в минуты досуга любил зайти в барак, где располагался женский лагерный оркестр, чтобы послушать классическую музыку.

Менгеле счастливо избежал ареста. В 1947 году он перебрался в Южную Америку, жил в Парагвае и Бразилии и умер в 1979 году - во время купания у него случился удар, и он утонул. Между тем, даже в 1985 году многие подвергали сомнению факт смерти Йозефа Менгеле, утверждая, что ему в очередной раз удалось скрыться.

… и его подручные

Карл Клауберг считался медицинским светилом. К началу войны он был известным гинекологом, возглавлял клинику в Киле, стал профессором Кенигсбергского университета. В 1942 году для продолжения исследований Клауберг прибыл в Аушвиц, где получил в свое полное распоряжение барак номер 10 в женском лагере.

Согласно документам, опыты проводились на нескольких тысячах евреек и цыганок. Женщин подвергали мучительным процедурам - Клаубрег проводил ампутации матки, испытывал различные вещества для рентгенографии матки и труб, занимался стерилизацией женщин путем облучения рентгеновскими лучами тазовой области с последующим чревосечением и изъятием яичников, изучал действие разных химических препаратов по заказам немецких фирм. После проведения опытов женщин ждали газовые камеры - большинство из них уже были не способны работать.

Клауберг не сумел скрыться, его арестовали, судили в СССР и приговорили к 25 годам тюремного заключения. Однако спустя семь лет доктор был помилован и отправлен на родину. По возвращении Клауберг созвал пресс-конференцию, на которой заявил о своих успехах во время работы в Освенциме. После того как несколько выживших узников выразили свой протест, Клауберг был арестован повторно, но не дожил до суда - он умер накануне начала процесса в 1957 году.

Иоганн Пауль Кремер прибыл в Аушвиц в 1942 году после работы в университете Мюнстера. Кремер заменил заболевшего врача и пробыл в лагере менее трех месяцев. В его обязанности как лагерного врача входил прием заболевших заключенных, которые пытались получить освобождение от работы и направление в лагерный лазарет. Большинству из них Кремер прописывал смертельные инъекции. Перед умерщвлением он опрашивал заключенных и фотографировал их. Кроме того, он наблюдал массовые казни в газовых камерах и фиксировал свои наблюдения в дневнике. Одна из записей гласит: «Впервые присутствовал на специальной акции. Дантов ад кажется комедией по сравнению с тем, что увидел я. Не зря Аушвиц назвали лагерем уничтожения!».

После войны Кремера судили в Польше и приговорили к смертной казни. Позже приговор был заменен на пожизненное заключение.

Единственной женщиной, которой были предъявлены обвинения в опытах над людьми, была Герта Оберхойзер . Она изучала осложнения при лечение боевых ран. Во время опытов, призванных симулировать военные условия, в раны узников помещались посторонние предметы - грязь, стекло, щепки, насекомые. Кроме того, Герта Оберхойзер испытывала сильнейшие транквиллизаторы на детях, определяя смертельные дозы препаратов.

Среди прочих опытов проводилось исследование воздействия сульфаниламида на раневую инфекцию. Толчком к исследованию этого препарата послужила смерть руководителя протектората Богемии и Моравии Гейдриха, погибшего не столько от полученных при покушении ранений, как от развития раневой инфекции. Жертвам наносились раны, в которые имплантировались различные инородные предметы (куски дерева, ржавые гвозди, обломки стекла, грязь или опилки). После этого использовались исследуемые препараты и анализировались результаты лечения. Многие подопытные в ходе проведения эксперимента погибали.

Руководителем этих экспериментов был Карл Гербхардт, а непосредственными исполнителями Фриц Фишер, Людвиг Штумпфеггер и Герта Оберхойзер. Герте Оберхойзер такая работа, по-видимому, нравилась, так как она брала на себя также часть работы своих коллег, некоторые из которых отлынивали от проведения опытов на людях. В её обязанности также входили отбор женщин-заключённых для экспериментов, ассистирование при проведении калечащих операций, последующее наблюдение за подопытными. Также, после соответствующего лечения, Оберхойзер умертвляла больных, вводя им различные препараты, что впоследствии представляла как акт милосердия («эвтаназии»).

После войны Оберхойзер судили, признали виновной и приговорили к 20 годам тюрьмы. Однако она была освобождена в апреле 1952 года, после чего продолжила медицинскую карьеру - доктор Герта стала семейным врачом в городке Штокзее. Лицензию у нее отобрали только в 1958 году.

Герои и жертвы

К сожалению, имен людей, сумевших не только достойно прожить в лагере смерти отведенные им дни, но и сопротивляться, пытаться спасти других узников, мы не узнаем никогда. Известно, что в лагере было организовано движение Сопротивления, узники подменяли знаки различия, пытаясь отсрочить гибель товарищей по несчастью, подкармливали детей и ослабевших (с 43 года некоторым категориям заключенных начали приходить посылки по линии Красного Креста).

В архивах Аушвица остались свидетельства о двух случаях вооруженного сопротивления. 7 октября 1944 года около 600 евреев подожгли одну из построек на территории лагеря, сожгли охранявших их немцев и пытались бежать. Почти все они были схвачены и казнены. Несколькими неделями спустя 70 советских военнопленных опрокинули вышку, убили надзирателей и бежали. По некоторым данным, пятерым из них удалось спастись. Их имена остались неизвестными.

Неизвестным останется и имя одного лагерного врача, который клятву Гиппократа ставил выше нацистской доктрины. В некоторых документах этот человек фигурирует под именем доктор Эрнст Б. Он, в отличие от своих коллег, уклонился от участия в проведении опытов над людьми, пытался лечить узников, давал им освобождение от работы. В конце войны Эрнст Б. представл перед судом и благодаря многочисленным свидетельствам бывших заключенных был полностью оправдан.

Имя женщины, в течение нескольких месяцев возглавлявшей оркестр женского лагеря Биркенау, почти ничего не скажет современному читателю. Выпускница Парижской консерватории Альма Розе была племянницей Густава Малера и талантливой скрипачкой. В 30-е годы Альма дирижировала известным в Европе женским оркестром «Девчонки венского вальса».

Оркестр в Освенциме был создан по инициативе начальницы женского лагеря. Правда, Мария Мандель предпочитала марши, поэтому изначально была организована маршевая капелла, которую возглавила некто Чайковская - славившаяся своей жестокостью полька, состоявшая в дальнем родстве с великим композитором. Спустя некоторое время в оркестр пришла Альма Розе. Благодаря ее усилиям уже через несколько месяцев оркестр представлял единую группу, в состав которой входили 30 исполнительниц, 5 певиц, 8 переписчиц нот - выходцы из Германии, Франции, Бельгии, Голландии, Венгрии, Греции, Польши, России и Украины.

Оркестр не испытывал нужды в инструментах. В зоне лагеря, носившей название «Канада», был склад, куда сгружались вещи, которые узники брали с собой, в том числе и множество музыкальных инструментов. Репетировал и играл оркестр по 17 часов в сутки - они играли на платформе, принимавшей новые партии заключенных, во время селекции, два раза на плацу во время утренней и вечерней поверки, а иногда и ночью - для коменданта или надзирателей. Играли и для доктора Менгеле - он обычно заказывал «Грезы» Шумана. Посетивший в 1944 году лагерь Гиммлер особо отметил игру женского оркестра, который исполнил для него попурри из «Веселой вдовы» Легара и «Соловья» Алябьева.

Марши Альма Розе сменила на вальсы и попурри из Дворжака и Сарасате, Бетховена и Пуччини, инструментальные обработки модных мелодий того времени. У оркестранток был отдельный барак, где еврейкам разрешалось жить с остальными заключенными, исполнительниц получше кормили, некоторым удалось избежать гибели. Но не дирижеру. Альма Розе умерла в 1944 году - по одной версии, она заболела, по другой - была убита.

Во время наступления советских войск оркестр этапировали в лагерь Берген-Бельзен. Там 15 апреля 1945 года узниц и освободили британские солдаты.

Оскар Шиндлер

Шиндлер не подходит на роль героя-спасителя. Член НСДАП, работавший на германскую разведку, друживший со многими чинами в гестапо и СС, пьяница, бонвиван, лжец и игрок, обманом завладевший еврейской фабрикой и получивший с нее не один миллион марок прибыли - таким был человек, который стал единственной надеждой для тысяч польских евреев, не стеснявшихся говорить: «Мы - евреи Шиндлера».

Оскар Шиндлер брал на свою фабрику только евреев - ему удалось убедить гестапо в том, что евреи являются самой дешевой и квалифицированной рабочей силой. На фабрике Шиндлера охрана должна была находиться снаружи, никто из надзирателей не имел права переступать порога предприятия, заключенных не били, их рацион был составлен из расчета 2000 калорий в день. Практически каждую ночь хозяин проводил в стенах фабрики, чтобы предотвратить внезапное появление гестапо. Он фальсифицировал данные о своих рабочих - стариков записывал 20-летними, юристов и музыкантов - квалифицированными рабочими и механиками.

Оскар Шиндлер за одним столом с офицерами рейха (в центре)

Ему удалось невозможное - когда 300 женщин с его предприятия были отправлены в Аушвиц, он сумел подкупом и шантажом вызволить их оттуда. Это был единственный транспорт с живыми людьми, когда-либо покинувший Аушвиц.

Усилиями Шиндлера были спасены 1200 евреев. Сейчас потомков «евреев Шиндлера» насчитывается более семи тысяч человек. Оскар Шиндлер умер в 1974 году. Он завещал, чтобы его похоронили в Иерусалиме. Его завещание было выполнено.

Только факты

Лагерь Аушвиц занимал территорию в 4675 гектаров, на которой находились 40 лагерей.

В шестистах двадцати бараках лагерей Освенцима содержалось постоянно от ста восьмидесяти до двухсот пятидесяти тысяч заключенных.

Первые узники появились в Освенциме в 1940 году. Из прибывших тогда в лагерь 728 жителей Кракова не выжил никто.

23 сентября 1941 года в Освенцим были доставлены первые советские военнопленные. Все они были уничтожены в газовой камере.

Освобождённые узники Освенцима

Всего по различным оценкам в Освенциме погибло от полутора до трех с половиной миллионов человек, среди которых - более миллиона двухсот тысяч евреев, сто сорок тысяч поляков, двадцать тысяч цыган, десять тысяч советских военнопленных и десятки тысяч узников других национальностей.

Во время наступления советских войск 18 января 1945 года 58 тысяч трудоспособных узников были угнаны в Германию. Большинство из них погибли в лагерях Заксенхаузен, Берген-Бельзен и других.

27 января войска 1-го Украинского фронта под командованием маршала Конева освободили оставшихся в живых узников концлагеря. Их было менее трех тысяч.

Освенцим. Просто факты и просто воспоминания. Наша редакция собирала их с трудом. Мы делали материал по частям: передавали друг другу и шли успокаиваться. Такое это место — Освенцим, и такая дата — 70 лет, как страшный концлагерь освободили советские войска.

Во всем мире принято использовать немецкое название концлагеря — «Аушвиц», а не польское «Освенцим», ведь именно немецкое название использовалось нацистской администрацией.

Мы прибыли в Освенцим посреди ночи. Все было устроено так, чтобы до смерти запугать нас: ослепляющие прожектора, лай эсесовских собак, одетые как каторжники заключенные, которые вытаскивали нас из вагонов.

Бывшая узница Освенцима Симона Вайль

Концентрационный лагерь Аушвиц состоял из трех основных лагерей: Аушвиц 1, Аушвиц 2 и Аушвиц 3 и был самым большим из концлагерей и лагерей уничтожения, созданных на польской земле.

Раз в день давали прокисший суп из нечищеной брюквы, с землей, с червями. Потом — ломтик хлеба в палец толщиной и мармелад из свеклы или маленькую картошку. И больше ничего. Вода — в строго ограниченном количестве. Напиться, когда хотелось, было нельзя.

Делать татуировку номера узника на руке начали в концлагере в 1943 году. По информации Государственного музея Аушвиц, этот концлагерь был единственным гитлеровским лагерем, в котором узникам татуировали номера.

Врач в Освенциме боролся за жизнь приговоренных к смерти, отдавая свою собственную жизнь. Он имел в своем распоряжении лишь несколько пачек аспирина и огромное сердце. Там врач работал не ради славы, чести или удовлетворения профессиональных амбиций. Для него существовал только долг врача — спасать жизнь в любой ситуации.

Бывшая узница Освенцима акушерка пани Станислава Лещинская

Аушвиц 1 делился на блоки. Самым страшным для узников был 11-й блок. Там производились наказания для нарушителей правил лагеря. Людей по 4 человека помещали в так называемые «стоячие камеры» размером 90×90 см, где им приходилось стоять всю ночь. Иногда провинившихся либо сажали в герметичную камеру, где они умирали от нехватки кислорода, либо морили голодом до смерти. Между блоками 10 и 11 находился пыточный двор, где заключенных пытали и расстреливали.

Причиной частых случаев самоубийства среди солдат оперативных отрядов был постоянный вид крови — это становилось невыносимым. Несколько солдат сошло с ума, а большинство, выполняя свою страшную работу, пристрастилось к алкоголю.

3 сентября 1941 в 11 блоке Аушвиц 1 было проведено первое испытание травления газом «Циклон Б». В результате испытания погибло около 600 советских военнопленных и 250 других узников, в основном больных. Опыт был признан успешным, и один из бункеров был переконструирован в газовую камеру и крематорий.

В 1942—1943 годах в Освенцим было поставлено около 20000 кг кристаллов «Циклона Б».

Меня всегда охватывал ужас, когда я думал о массовых расстрелах, особенно женщин и детей. Я с трудом переносил массовые расстрелы заложников и другие виды казни, производимые по приказу рейхсфюрера СС или главного управления имперской безопасности. Теперь я был спокоен, потому что можно было обойтись без резни, и жертвы не будут страдать до самых последних минут.

Комендант концлагеря Освенцим Рудольф Франц Хесс об отравлении узников газом

Говоря об ужасах Освенцима, обычно подразумевают Аушвиц 2. Там располагалось 4 газовые камеры и 4 крематория.

Все время горели крематории, все время дымили, дымили и дымили эти камеры.

Бывший узник Освенцима Игорь Федорович Малицкий

Когда крематории не справлялись с уничтожением тел погибших в газовых камерах, их сжигали во рвах за крематорием. Летом 1944 года узники ожидали по 6−12 часов своей очереди быть уничтоженными в газовых камерах.

Две самые большие газовые камеры были рассчитаны на 1450 человек, но эсэсовцы загоняли туда по 1600 — 1700 человек. Они шли за заключенными и били их палками. Задние толкали впередиидущих. В результате в камеры попадало столько узников, что даже после смерти они оставались стоять. Падать было некуда.

Из воспоминаний бывшего узника Освенцима Шломо Венезия

Заключенным разрешалось пользоваться туалетом два раза в сутки. На использование туалета предоставлялось не более тридцати секунд и не более тридцати секунд на гигиенические процедуры.

Работа шла беспрерывно круглые сутки, и днем и ночью, и все же нельзя было с ней справиться — так много было вещей. Здесь, в тюке детских пальто, я нашел однажды пальто моей младшей дочурки — Лани.

Бывший узник Освенцима Мордехай Цирульницкий

Лагерная одежда была довольно тонкой и почти не защищала от холода. Белье менялось с промежутком в несколько недель, а иногда даже раз в месяц, что приводило к эпидемиям сыпного и брюшного тифа, а также чесотки.

Бараки наши плохо отапливались, и дети грелись в золе печей крематория. Когда начальница женского лагеря Мария Мендель, при виде которой все замирали от ужаса, застала нас там, подружки мои спрятались, а я не успела. Она наступила мне на грудь сапогом, и я услышала, как затрещали мои кости, а спина запекла от тлеющих углей. Я, конечно, не знала тогда, что лежу на сгоревших человеческих костях.

Бывшая узница Освенцима Лариса Симонова

За всю историю Освенцима было совершено около 700 попыток побега, 300 — успешных. Однако если кто-нибудь бежал, то всех заключенных из его блока убивали. Это был действенный метод препятствовать попыткам бегства.

Нередкими были случаи самоубийств — люди не выдерживали побоев, унижений, тяжкого труда, издевательств, голода и холода и уходили из жизни, вскрывая вены, бросаясь на колючую проволоку, по которой проходил ток высокого напряжения.

Бывший узник Освенцима Анатолий Ванукевич

Когда 27 января 1945 года советские солдаты заняли Освенцим, они нашли там около 7,5 тысяч выживших узников. Более 58 тысяч заключенных были вывезены или убиты немцами.

Мы увидели истощенных людей — очень худых, изнуренных, с почерневшей кожей. Они были одеты по-разному: у кого-то только роба, кто-то накинул на робу пальто, кто в одеяло кутался. Можно было видеть, как светились от счастья их глаза оттого, что наступило их освобождение, что они были свободны.

Участник освобождения Освенцима, советский ветеран войны Иван Мартынушкин

На территории концлагеря было обнаружено 1185345 мужских и дамских костюмов, 43255 пар мужской и женской обуви, 13694 ковра, огромное количество зубных щеток и кисточек для бритья, а также другие мелкие предметы домашнего обихода.

В нашем бараке, прямо на земляном полу, родила женщина, к ней подошла немка, подцепила ребенка лопатой и живьем кинула в печку-буржуйку.

Бывшая узница Освенцима Лариса Симонова

В Освенциме в 1947 году был создан музей, который включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Я не имел права на какие-либо чувства, которые шли бы вразрез с этим. Я был обязан быть еще более суровым, бесчувственным и беспощадным к судьбе узников. Я видел все очень ясно, иногда даже слишком реально, но мне нельзя было поддаваться этому. И перед конечной целью — необходимостью выиграть войну — все, что умирало по пути, не должно было меня удерживать от деятельности и не могло иметь никакого значения.

Комендант концлагеря Освенцим Рудольф Франц Хесс

В 1996 году правительство Германии объявило 27 января, день освобождения Освенцима, официальным днем памяти жертв Холокоста.

Комендант Освенцима Гёсс Рудольф Франц Фердинанд

8. Комендант Освенцима (1940–1943)

Как только понадобилось срочно создать Освенцим, инспекции не пришлось искать коменданта долго. Лориц мог отпустить меня, чтобы получить шутцхафтлагерфюрера, который подходил бы ему больше - им оказался Зурен, последний комендант Равенсбрюка, который был адъютантом Лорица во всеобщих СС.

Так я стал комендантом вновь создаваемого карантинного лагеря Освенцим. Это оказалось весьма далеко, в Польше. Там неугодный Гёсс мог дать перебеситься своему трудовому энтузиазму - таково было мнение Глюкса, инспектора концлагерей. Под таким знаком я принял своё новое задание. Сам я никак не рассчитывал так быстро стать комендантом, тем более, что ещё несколько старых шутцхафтлагерфюреров уже давно ждали освобождающихся комендантских мест. А задание было непростым.

Я должен был в кратчайшие сроки создать транзитный лагерь на 10000 заключённых из существующего, хотя и застроенного хорошо сохранившимися зданиями, но совершенно запущенного и кишащего насекомыми комплекса. В смысле гигиены отсутствовало практически всё. В Ораниенбурге мне сказали на дорогу, что я не могу рассчитывать на большую помощь, что я должен по возможности помогать себе сам. Не хватало именно того, чего уже не первый год не хватало повсюду в рейхе.

Было намного легче построить новый лагерь, чем срочно создать, как это было приказано вначале, что-то пригодное из неподходящего конгломерата зданий и бараков. Я ещё не доехал до Освенцима, а инспектор зипо и СД в Бреслау спрашивал, когда могут быть приняты первые транспорты. С самого начала мне стало ясно, что из Освенцима что-то полезное может получиться лишь благодаря неустанной упорной работе всех - от коменданта до последнего заключённого. Но для того, чтобы иметь возможность впрячь в работу всех, мне пришлось покончить с устоявшимися традициями концлагерей. Требуя от подчинённых высшего напряжения, я должен был показывать в этом пример.

Когда будили рядового эсэсовца, я вставал тоже. Прежде, чем начиналась его служба, я проходил рядом, а уходил позже. Редкая ночь в Освенциме обходилась без того, чтобы мне не позвонили с сообщением о чрезвычайном происшествии. Если я хотел получить от заключённых хорошие результаты, приходилось, - в отличие от норм, сложившихся в концлагерях, - лучше с ними обращаться. Я исходил из того, что размещать и кормить их мне удалось бы лучше, чем в старых лагерях. Всё, что там мне не казалось достаточно хорошим, я хотел изменить здесь. Под этим я понимал также привлечение заключённых к охотно выполняемой , созидательной работе. При этих условиях я мог также требовать от заключённых исключительных результатов работы. С этими факторами я считался твердо и определенно.

Однако уже в первые месяцы, можно даже сказать, в первые недели я с горечью убедился, что все благие намерения и планы разбились об ограниченность и упрямство большей части моих подчинённых. Всеми доступными мне средствами я пытался разъяснить своим сотрудникам свои намерения и свой взгляд на вещи, показать им, что возможен только такой путь к успешному выполнению поставленных задач.

Напрасный труд! В «стариках» многолетняя выучка у Айке, Коха, Лорица сидела так глубоко, настолько въелась в плоть и кровь, что даже самые усердные просто не оказались способны ни к чему, кроме того, к чему они годами привыкали в концлагерях. Новички быстро учились у «стариков» - к сожалению, не самому лучшему. Все попытки получить от Инспекции концлагерей для Освенцима хотя бы немногих толковых командиров и унтерфюреров оказались неудачными. Глюкс просто не хотел этого.

Так же обстояли дела и с «функциональными заключёнными». Рапортфюрер Палич должен был получить у РСХА для Освенцима 30 подходящих уголовных и политических заключенных всех профессий. Он отобрал в Заксенхаузене 30 лучших, по его мнению, кандидатур - заключённых всех профессий. На мой взгляд, из них едва ли был пригоден десяток. Палич отбирал заключённых согласно своим представлениям, так, как он привык, и как это было принято. Его способности и не позволяли ему действовать иначе.

Таким образом, с самого начала в обустройство лагеря легла ошибочная схема. С самого начала возобладали нормы, которые впоследствии выросли в чудовищные результаты. И все они могли бы и не наступить, и даже не наступили бы, если бы шутцхафтлагерфюреры и рапортфюрер придерживались моей точки зрения и добросовестно исполняли мои приказы. Но они этого и не хотели, и не могли делать - из-за ограниченности, упрямства, злонамеренности и, не в последнюю очередь, ради собственного комфорта. Им эти твари подходили - по своим способностям, по своим задаткам.

Подлинным хозяином каждого концлагеря является шутцхафтлагерфюрер. Возможно, личность коменданта накладывает на жизнь заключённых отпечаток, который становится более или менее очевидным. Конечно, комендант - это направляющая, принимающая решения сила. В конечном счете за всё отвечает он. Но подлинным управляющим жизнями заключённых, внутренним распорядком, являются шутцхафтлагерфюрер либо рапортфюрер, если он более умный и волевой. Конечно, комендант управляет жизнью заключённых так, как считает правильным. Но вот как это управление будет в конечном счете использовано, зависит от руководства шутцхафтлагеря. Комендант целиком полагается на добрую волю и здравый рассудок своего шутцхафтлагерфюрера. Бывает, что комендант сам выполняет его функции, когда он ему не доверяет или не считает его способным к исполнению данных функций. Только так может он обеспечить исполнение своих указаний и приказов в том смысле, который им изначально сообщен. Даже полковому командиру тяжело довести собственное понимание своих приказов до конечных исполнителей в случае, если речь идёт о вещах, выходящих за рамки повседневного. Насколько же тяжелее коменданту довести до заключённого приказ, имеющий серьёзные последствия, добиться его неукоснительного исполнения! Руководство именно заключёнными и не позволяет это в большинстве случаев проконтролировать. Этические и дисциплинарные соображения никогда не позволят коменданту расспрашивать заключённого об эсэсовском персонале - разве что речь идёт о раскрытии преступления. Но и тогда заключённый почти во всех без исключения случаях ничего не знает, или дает уклончивые ответы, потому что боится репрессий.

Эти вещи я довольно хорошо изучил в Дахау и Заксенхаузене, будучи блокфюрером, рапортфюрером и шутцхафтлагерфюрером. Я отлично знаю, как обходят неприятные приказы лагерного руководства и даже саботируют их так, чтобы руководство этого не заметило.

В Освенциме мне стало ясно, что здесь дела обстоят именно так. Радикальные перемены были возможны лишь после немедленной замены руководства лагеря. Но добиться этого от Инспекции концлагерей было бы невозможно. И проследить за буквальным исполнением отданных мной приказов было невозможно. Для этого мне понадобилось бы отложить решение главной задачи, - быстро, как только можно, создать действующий лагерь, - и самому стать шутцхафтлагерфюрером. Именно в это время, в ходе создания лагеря, мне следовало находиться там постоянно - учитывая образ мышления шутцхафтлагерфюреров. И именно тогда бездарность стоящего надо мной руководства принуждала меня к длительному отсутствию. Для того, чтобы вообще запустить лагерное производство и поддерживать его, я должен был вести переговоры с хозяйственными инстанциями, с ландратом, с начальником окружного управления. А поскольку мой начальник администрации был круглым дураком, я должен был работать и за него, добывая средства к жизни для охраны и заключённых. И если бы дело касалось только хлеба, мяса, картофеля! Я должен был доставать даже солому. Поскольку я никак не мог рассчитывать на помощь Инспекции концлагерей, приходилось вертеться самому. Я должен был клянчить горючее для автомобилей. За котлами для лагерной кухни я ездил в Закопане и Рабку, за нарами и соломенными тюфяками - в Судеты. А поскольку начальник строительных работ у меня не был в состоянии достать даже самые необходимые материалы, их поиском и заготовкой также должен был заниматься я. В Берлине ещё спорили о ведомственной принадлежности расширенных площадей Освенцима - согласно контракту, весь объект принадлежал вермахту и передавался в ведение СС лишь на время войны. Тем временем РСХА, командование охранной полиции Кракова, инспекция зипо и СД в Бреслау постоянно спрашивали: когда могут быть приняты б?льшие контингенты заключенных. А я ещё не знал, где смогу раздобыть хотя бы 100 метров колючей проволоки. На саперном складе в Глейвице лежали горы колючей проволоки. Но я не мог получить оттуда ничего, поскольку для этого сначала надо было получить ордер из штаба инженерных войск в Берлине. Инспекцию концлагерей это никак не беспокоило. Поэтому крайне нужную мне колючую проволоку я был вынужден просто воровать. Везде, где я находил останки полевых укреплений, они демонтировались, а бункеры разбирались ради добычи арматурного железа. Везде, где встречались крайне необходимые мне материалы для лагерных сооружений, я приказывал их забрать, не заботясь об их принадлежности.

Я должен был помогать себе сам.

Одновременно закончилось расселение первой зоны в окрестностях лагеря. Очередь дошла и до второй зоны.

Мне пришлось позаботиться об использовании освободившихся сельскохозяйственных угодий. В ноябре 1940 г. был сделан первый отчет РФСС об исполнении приказа по расширению лагерных площадей.

Думал ли я, занятый перестройкой и строительством в лагере, что моё первое задание будет лишь началом - началом цепи всё новых поручений, новых планов? С самого начала я отдавался полученным заданиям и поручениям без остатка, можно даже сказать, был одержим ими. Все трудности на моём пути лишь подвигали меня к ещё большему усердию. Я не хотел сдаваться. Мое честолюбие здесь не при чём. Я не видел ничего, кроме работы. То, что при избытке самой разной работы я имел мало времени для заключённых, более чем понятно. Мне пришлось полностью передать заключённых в ведение таких во всех отношениях неприятных персон как Фрич, Майер, Зайдлер, Палич - хотя я сознавал, что они организуют жизнь в лагере не по моему образцу. Целиком и полностью я мог отдать себя лишь одной задаче: либо заниматься только заключёнными, либо продолжать перестройку и строительство лагеря всеми имеющимися средствами. Обе задачи требовали всей личности целиком, без остатка. Разорваться было невозможно. Моей задачей было и осталось строительство лагеря. В течение года возникали самые разные проблемы, но главная задача, решению которой я посвятил себя целиком, осталась всё та же. Она захватила все мои помыслы и стремления. Она подчинила себе всё остальное. Только исходя из неё, я и мог руководить.

С этой точки зрения я рассматривал и всё остальное. Глюкс часто говорил мне, что моя величайшая ошибка заключается в том, что я всё делаю сам вместо того, чтобы заставить работать подчинённых. Следует также принять во внимание ошибки, которые они допустили по собственной нерадивости. С этим тоже приходится считаться. Не может всё происходить так, как мы того желаем. Мои протесты против того, что в Освенциме я имею наихудших командиров и унтерфюреров, которые принуждают меня делать самому всё самое важное не только из-за их неспособности, но ещё больше из-за их нерадивости и злонамеренности, он не принимал во внимание. По его представлениям, комендант, сидя в своей дежурке, должен был управлять лагерем одной лишь силой приказов и посредством телефона. Мол, хватило бы и того, чтобы комендант вообще случайно прошел бы через лагерь!

О, святая простота!

Такое представление могло сложиться лишь потому, что Глюкс никогда не работал в лагере. Поэтому и не мог он понять моих нужд. Такое непонимание со стороны начальства приводило меня почти в отчаяние.

Я отдавал работе все свои возможности, всю волю, я уходил в неё с головой - а это казалось игрой, выполнением собственных капризов. После визита РФСС в марте 1941 и получения новых больших заданий (но не помощи в самом необходимом) исчезла моя последняя надежда на лучших, более надёжных сотрудников. Я должен был довольствоваться теми, что были, продолжая с ними сражаться. Сделать своими союзниками я мог лишь нескольких действительно хороших, ответственных работников - но, к сожалению, не на самых ответственных постах. Их мне приходилось нагружать и даже перегружать работой, что, как мне позже стало ясно, оказалось никак не меньшим злом. Из-за этой полной безнадежности я в Освенциме стал совсем другим. Прежде в своем ближайшем окружении, особенно в своих товарищах, я видел только хорошее - до тех пор, пока не убеждался в обратном. Моя доверчивость часто играла со мной злые шутки. Только в Освенциме, где так называемые сотрудники предавали меня на каждом шагу и ежедневно повергали меня в разочарование, я изменился. Я стал недоверчивым, везде видел обман, везде видел лишь самое плохое. В каждом новшестве я тоже искал прежде всего самое плохое. Я оскорбил и оттолкнул от себя многих замечательных, честных людей. Доверия не стало. Товарищество, прежде бывшее для меня святым, стало казаться мне фарсом - ведь меня разочаровывали и старые друзья. Всякие товарищеские встречи стали вызывать у меня отвращение. Каждую из таких встреч я пропускал, был рад, имея уважительные причины для отсутствия. Конечно, такое поведение товарищи ставили мне в вину. Даже Глюкс часто обращал моё внимание на то, что в Освенциме не поддерживаются товарищеские отношения между комендантом и его помощниками. Я просто не был больше к ним способен. Слишком уж часто пришлось мне разочаровываться в людях. Всё больше я уходил в себя. Я стал одинок и неприступен, заметно очерствел. Моя семья, особенно жена, очень страдали из-за этого - я бывал невыносим. Я не видел ничего, кроме своей работы. Это вытеснило из меня всё человеческое. Моя жена пробовала вырвать меня из этой темницы. Она пробовала «открыть» меня, приглашая знакомых издалека, устраивала с той же целью дружеские встречи, хотя её такая общественная жизнь интересовала так же мало, как меня.

На время я вырывался из своего «индивидуализма». Но новые разочарования быстро возвращали меня за стеклянную стену. О моём поведении сожалели даже посторонние. Но ничего другого я уже не хотел - разочарования сделали меня в определённом смысле мизантропом. Часто случалось, внезапно я становился молчаливым, даже отстранённым, и предпочитал пройтись в одиночку, потому что внезапно у меня пропадало всякое желание кого-либо видеть. Усилием воли я брал себя в руки, пробовал с помощью алкоголя преодолеть приступы дурного настроения, и тогда опять становился разговорчивым, весёлым, даже развязным.

Вообще-то алкоголь приводил меня в радостное согласие со всем миром. В таком настроении я не обидел ни одного человека. В такой ситуации у меня выманили множество уступок, которые я не сделал бы в трезвом виде. Однако в одиночку я никогда не пил, да и не имел такого желания.

Я также никогда не бывал пьяным, а тем более не впадал в алкогольные эксцессы. Когда мне уже хватало, я просто тихо исчезал. Халатности по службе из-за растянувшегося наслаждения алкоголем не было в принципе. Я мог задержаться с возвращением домой, но на службу я приходил всегда вовремя и всегда полным сил. Такого же поведения я всегда требовал и от своих подчинённых. Потому что никакой грех начальства не деморализует подчинённых так, как приём любой дозы алкоголя в начале рабочего дня. Однако тут я не встречал понимания подчинённых. Лишь мое появление вынуждало их к трезвости - они прекращали пить, грязно издеваясь над «стариковскими капризами». Желая правильно выполнить задание, я должен был стать мотором, который неустанно стремится к работе, который должен гнать всех вперёд и вперёд на работу - совершенно всё равно, эсэсовца или заключённого. Я боролся не только с трудностями военного времени и попытками отлынивать от работы, но и - ежедневно, даже ежечасно - с равнодушием, небрежностью, разобщённостью своих сотрудников. Активное сопротивление было сломлено, против него можно было бороться. Но против тихого саботажа я был бессилен - пассивное сопротивление было неуловимо, хотя оно и присутствовало повсюду. Но недовольных я должен был подгонять, если ничего больше не оставалось, силой принуждения.

Если до войны концлагеря были самоцелью, то благодаря воле РФСС в ходе войны они стали средством достижения цели. В первую очередь они должны были служить самой войне, созданию вооружений. Следовало по возможности сделать каждого заключённого рабочим по созданию оружия. Каждый комендант должен был полностью подчинить лагерь достижению этой цели. Согласно воле РФСС, Освенцим следовало сделать мощным центром трудоиспользования заключённых на работах по производству оружия. Его заявления во время визита в марте 1941 были в этом смысле достаточно прозрачными. Лагерь на 100000 заключённых, перестройка старого лагеря на 30.000 заключённых, необходимость 10.000 заключённых для производства буны - всё говорило об этом достаточно ясно. Однако к этому времени появились величины, ставшие совершенно новыми в истории концлагерей.

Лагерь с 10 тысячами заключённых считался тогда необычно большим.

Категоричность, с которой РФСС потребовал предельно быстрой постройки лагеря, его заведомый отказ принимать во внимание уже имеющиеся, едва ли устранимые недостатки, тогда меня уже насторожили. То, как он отклонил доводы гауляйтера и начальника окружного управления, говорило о чём-то совершенно необычном. Я ко многому привык, общаясь с членами СС и с РФСС. Но та категоричность и та непреклонность, с которой РФСС потребовал скорейшего выполнения своего только что отданного приказа, была новой и для него. Даже Глюкс обратил на это внимание. И ответственным за выполнение этого приказа назначался я один. Из ничего создать - да ещё мгновенно, согласно тогдашним понятиям - нечто совершенно новое, с моими-то работниками, без едва ли достойной упоминания помощи сверху, при уже накопленном горьком опыте! А как обстояло дело с наличной рабочей силой? Что стало тем временем с шутцхафтлагерем? Руководство шутцхафтлагеря прилагало все усилия, чтобы сохранить традиции Айке в обращении с заключёнными. Сюда же были подброшены «улучшенные методы», вынесенные Фричем из Дахау, Паличем из Заксенхаузена и Майером из Бухенвальда. Мои постоянные напоминания о том, что взгляды Айке давно устарели благодаря изменению самих концлагерей, они игнорировали. Изгнать уроки Айке из их ограниченных мозгов было невозможно - наставления Айке подходили к ним гораздо лучше. А все мои приказы и распоряжения, которые противоречили их сознанию, просто «изымались из оборота». Ведь не я, а они руководили лагерем. Они воспитали функциональных заключённых - от лагерэльтесте до последнего блокшрайбера. Они воспитали лагерных блокфюреров и обучили их обращению с заключёнными. Впрочем, об этом я уже достаточно сказал и написал. Против вот такого пассивного сопротивления я был бессилен. Понятным и достоверным всё это может быть лишь для того, кто сам прослужил в шутцхафтлагере годы.

Я уже вскользь упомянул, какое влияние имеет лагерный актив на своих солагерников. В концлагере оно особенно сильно. В необозримо громадных массах заключенных Освенцима-Биркенау это влияние было фактором решающего значения. Казалось бы, общая участь, общие страдания должны привести к нерушимому братству, к твёрдой как скала солидарности. Глубокое заблуждение! Нигде голый эгоизм не проявляется так резко и постоянно, как в заключении. И чем суровее там жизнь, тем сильнее эгоизм. Таков инстинкт самосохранения.

Даже натуры, в обычной жизни добрые и готовые прийти на помощь, за решёткой способны безжалостно тиранить своих товарищей по несчастью, если это может облегчить их собственную жизнь. Но насколько же более жестоки люди, эгоистичные изначально, холодные, порой с преступными наклонностями, в тех случаях, когда появляется возможность хотя бы малейших преимуществ. Заключённые, ещё не оглушённые жестокостью лагерной жизни, в целом страдают от психического воздействия гораздо больше, чем от самого жёсткого физического воздействия. Даже самый низкий произвол, самое плохое обращение со стороны охраны не действует на их психику так сильно, как поведение солагерников. Уже само по себе беспомощное наблюдение того, как подобные члены лагерного актива истязают солагерников, потрясает психику заключённых. Горе тому заключённому, который восстанет против этого, заступится за истязуемого! Террор внутреннего насилия слишком силен, чтобы на это решился хоть кто-то. А почему лагерный актив, функциональные заключённые обращаются так со своими товарищами по несчастью? Потому что они хотят казаться дельными ребятами, хотят представить себя в выгодном свете своим единомышленникам - охране и надзирателям. Потому что они тем самым могут получить льготы, облегчающие их собственное существование. Но это всегда достигается за счёт солагерников. А возможность вести себя так, действовать таким образом им даёт охранник, надзиратель, который либо равнодушно наблюдает за их поведением и не пресекает их деятельность из соображений собственного комфорта, либо даже одобряет их поступки из низких побуждений, а иногда из сатанинского злорадства даже поощряет заключённых к взаимной травле. Но и среди самого лагерного актива есть низкие твари, одержимые грубостью, подлостью и преступными наклонностями, которые истязают солагерников психически и физически, которые затравливают их порой до смерти, и которые делают это из чистого садизма. Даже моё нынешнее заключение, мой маленький кругозор предоставил и будет предоставлять достаточно поводов для того, чтобы увидеть описанное выше в меньшем масштабе и повторить всё сказанное выше. Нигде «Адам» не раскрывается настолько полно, как в заключении. Там с него спадает всё напускное, всё заимствованное, всё ему не свойственное. Отказаться от всяческих подражаний, прекратить игры в прятки его заставляет продолжительность заключения. Человек оказывается голым, таким, каков он есть: хорошим или плохим.

Как же совместная жизнь в заключении действовала на отдельные категории заключённых?

Рейхсдойчи всех цветов проблем не имели. Почти все они, за единичными исключениями, занимали «высокие» должности и благодаря этому имели для своих физических нужд всё. Если они чего-то и не могли получить легально, они это «доставали».

Субъекты, способные «достать всё», имелись в каждой группе ответственных функционеров Освенцима независимо от их цвета и национальности. Залогом успеха были только ум, отвага и бессовестность. Недостатка же в удобных случаях никогда не было. После начала еврейских акций не осталось практически ничего, чего бы они не смогли достать. А ответственные функционеры имели к тому же необходимую свободу передвижения.

Основной контингент до начала 1942 составляли польские заключённые . Все они знали, что должны будут оставаться в КЛ по крайней мере до конца войны. В то, что Германия войну проиграет, верило большинство, а после Сталинграда, пожалуй, все. Ведь благодаря вражеским сообщениям все они имели верное представление об «истинном положении» Германии. Прослушать вражеские сообщения было нетрудно, в Освенциме имелось достаточно радиоприёмников. Послушать радио можно было даже в моём доме. Имелось много возможностей благодаря общению с гражданскими работниками, а также благодаря тем эсэсовцам, которые способствовали обширной нелегальной переписке. То есть источников новостей было предостаточно. Кроме того, новости приносили вновь прибывающие в лагерь. Поскольку, согласно вражеской пропаганде, поражение государств «оси» было лишь вопросом времени, могло показаться, что в этом смысле польские заключённые не имели причин для беспокойства. Вопрос стоял иначе: кому посчастливится пережить заключение? Именно такого рода неизвестность и отягощала положение поляков. Все они испытывали страх перед случайными несчастьями, которые могли произойти в любой день и с каждым: каждый мог умереть от заразной болезни, которой уже не способен был сопротивляться ослабленный организм. Каждого могли неожиданно расстрелять или повесить как заложника. Каждого могли внезапно заподозрить в принадлежности в движению Сопротивления и приговорить к смерти по приговору военно-полевого суда. Могли ликвидировать в порядке репрессии. Могли, подстроив несчастный случай, убить на работе недоброжелатели. Заключённый мог умереть от жестокого обращения. Или от подобной случайности, которая давно над ним висела. Мучительный вопрос: сможет ли он выжить физически при всё более скудном питании, во всё более ветхом жилище, при прогрессирующем общем упадке гигиенических условий, выполняя работу, которая становится всё более невыносимой из-за погодных условий? Сюда же надо добавить постоянную тревогу за родных и близких. Где они сейчас? Не подверглись ли они такому же заключению или высылке на работы? Живы ли они вообще? Многие думали о побеге, который избавил бы их от таких мучений. Сделать это было нетрудно, в Освенциме имелось много возможностей для побега. Необходимые условия можно было и создать. Легко было обмануть охрану. Имея мужество и немного удачи, сделать это было можно. Когда на карту ставят всё, надо рассчитывать также и на исход, который может кончиться смертью. Но мыслям о побеге противостояли возможные репрессии, аресты членов семьи, ликвидация десяти и более солагерников. Многих заключённых репрессии заботили мало, они решались на побег вопреки всему. Если им удавалось уйти за цепь сторожевых постов, дальше им уже помогало местное гражданское население. Остальное уже не представляло проблем. Возможность неудачи их не останавливала. Их лозунгом было: всё равно так или иначе пропадать. Товарищи по несчастью, солагерники, должны были проходить строем мимо трупа застреленного при попытке к бегству и смотреть, чем может окончиться побег. Это зрелище многих заставляло отказаться от намерений бежать. Многих это пугало. Но упрямцы всё же решались на побег, и если им везло, они входили в те 90 процентов, которым побег удавался. Что же могло происходить внутри заключённых, которые маршировали рядом с убитым? В их лицах я мог прочесть: ужас перед такой судьбой, сострадание к несчастному и месть, возмездие, для которого ещё настанет время. Такие же лица я видел во время смертных казней через повешение перед строем заключённых. Разве что страх перед такой же участью проступал на их лицах сильнее.

Здесь я должен также рассказать о военно-полевом суде и ликвидации заложников, поскольку всё это касалось исключительно польских заключённых. Обычно заложники находились в лагере уже долгое время. О том, что они заложники, не знали ни сами эти заключённые, ни лагерное руководство. Внезапно приходила телеграмма с приказом начальника зипо и СД или РФСС: следующих заключённых расстрелять или повесить как заложников. Об исполнении следовало доложить в течение нескольких часов. Упомянутых доставляли с рабочих мест или вызывали и брали под стражу. Заключённые, сидевшие давно, уже обо всём знали или, по крайней мере, догадывались. Взятым под стражу объявляли об экзекуции. Изначально, в 1940/1941 их расстреливала исполнительная команда части. В позднее время вешали или по отдельности убивали выстрелом в затылок из мелкокалиберного ружья; лежачих больных ликвидировали с помощью смертельных инъекций. Военно-полевой суд Катовице обычно прибывал в Освенцим каждые четыре-шесть недель и заседал в помещении камерного типа. Большинство уже сидевших или доставленных незадолго перед тем подсудимых приводили к председателю и через переводчика допрашивали, либо выслушивали их признания. Заключённые, которых я при этом видел, вели себя свободно, открыто и уверенно. Особенно мужественно выступали некоторые женщины. В большинстве случаев выносился смертный приговор, который немедленно исполняли. Подсудимые, как и заложники, с достоинством шли на смерть. Они были уверены в том, что умирают за Отечество. В их глазах я нередко видел фанатизм, который напоминал мне об исследователях Библии и их смерти. Однако уголовники, приговорённые военно-полевым судом, - грабители, бандиты и т. д. - умирали не так. Либо тупо, ошеломлённые приговором, либо со стонами, с воем, с мольбой о пощаде. И здесь те же картины, те же явления, что и в Заксенхаузене: идейные умирали храбро и достойно, асоциальные умирали тупо или сопротивляясь.

Хотя общие условия содержания в Освенциме действительно были более чем неблагоприятными, ни один политический заключённый не отбывал в другой лагерь с охотой. Как только им становилось известно о предстоявшем переводе, они пускались на всё, лишь бы избежать этого. В 1943, когда пришёл приказ о переводе всех поляков в лагеря рейха, я был потрясён количеством ходатайств с предприятий об их оставлении в Освенциме как незаменимых работников. Никто не хотел покидать Польшу. Заменять их пришлось принудительно, согласно процентному соотношению. Ни разу не слышал о том, чтобы хотя бы один польский заключённый сам попросил перевести его в другой лагерь. Я так и не смог понять причину такой привязанности к Освенциму. Среди польских заключённых было три больших политических группировки, приверженцы которых яростно враждовали с противниками. Сильнейшими из них были национал-шовинисты. Между собой они ссорились из-за влиятельных должностей. Как только один из них занимал в лагере важное место, он тащил за собой приверженцев своей группы и жестоко вытеснял из сферы своего влияния приверженцев другой группы. Это случалось часто и тут не обходилось без коварных интриг. Позволю себе даже сказать, что многие случаи смертельного исхода при заболеваниях тифом, сыпным тифом или др. следует отнести на счёт этой борьбы за власть. Я часто слышал от врачей, что именно в больнице постоянно велись схватки за преобладание. То же самое относится и к трудоиспользованию. Ведь больница и область трудоиспользования были в жизни заключённых важнейшими местами распределения власти. Кто там удерживался, тот царствовал. Царствование было, и не такое уж скудное. Там уже можно было собрать своих друзей с важных должностей, а недружественных заключённых удалить или даже устранить. Всё это в Освенциме было возможно.

Такие политические сражения за власть разыгрывались в Освенциме не только среди польских заключённых. Такое политическое соперничество существовало во всех лагерях среди всех национальностей. Даже среди красных испанцев в Маутхаузене были две враждебные группы.

И даже в следственном изоляторе, а затем в тюрьме я в своё время был свидетелем того, как интриговали друг против друга правые и левые.

В КЛ эти стычки за верховенство усердно поддерживались и разжигались, чтобы тем самым воспрепятствовать сплочению всех заключённых. Одну из главных ролей при этом играл не только политический, но и цветной антагонизм. Едва ли было бы возможным твёрдое управление лагерем, обуздание тысяч заключённых, если бы при этом не использовалось их противоборство.

Divide et impera! - это важнейшее правило не только в высокой политике, но и в жизни КЛ, и им нельзя пренебрегать.

Следующим крупным контингентом стали русские военнопленные , которые должны были построить KGL [= Kriegsgefangenenlager] Биркенау. Они пришли из подведомственного вермахту лагеря для военнопленных Ламсдорф 0/S совершенно обессиленными. Туда они пришли пешим маршем. По дороге их не обеспечивали продовольствием, во время остановок их просто отводили на окрестные поля и там они «жрали», как скот, всё, что только можно было есть. Вероятно, в лагере Ламсдорф должно было содержаться около 200.000 русс. военнопленных. Там они большей частью ютились в землянках, которые сами строили. Продовольствие для них было совершенно недостаточным, а также нерегулярным. Они сами готовили себе пищу в ямах. Свою еду большинство из них «пожирало» - словом «ели» я это назвать не могу - совершенно сырой. Вермахт не был готов к массам военнопленных в 1941 году. Аппарат службы по делам военнопленных был слишком неподвижен, чтобы сориентироваться достаточно быстро.

Впрочем, после краха в мае 1945 с немецкими военнопленными обстояло не иначе. К их массовому поступлению союзники оказались не готовы. Они просто согнали их на подходящие участки местности, слегка обмотали их колючей проволокой, а затем предоставили самим себе. Случилось с ними то же самое, что и с русскими.

С этими едва державшимися на ногах пленными я теперь должен был строить KGL Биркенау. Согласно распоряжению РФСС, привлекаться к этому должны были лишь особенно сильные, полностью трудоспособные военнопленные русские. Сопровождавшие их офицеры конвоя сказали, что это были лучшие из того, чем располагали в Ламсдорфе. Они бы охотно поработали, но от изнеможения не были ни к чему способны. Ещё я точно знаю, что когда они ещё размещались в шталаге, мы давали им дополнительное питание. Но без успеха. Их истощённые тела больше не могли ничего усвоить. Их организмы не могли функционировать. Они вымирали как мухи от общей астении, или от самых лёгких заболеваний, которым тело больше не могло сопротивляться. Я видел, как они массами умирали, пытаясь глотать свёклу, картофель. Некоторое время я водил около 5.000 русских к месту, где разгружали поезда с брюквой. Вдоль полотна железной дороги уже не было места, там лежали горы брюквы. Но сделать с ней ничего было нельзя. Русские просто физически уже не были к этому способны. Они равнодушно и бессмысленно топтались там или забивались в какие-нибудь укромные места, чтобы съесть найденную еду, извергнуть её из себя или тихо умереть. Совсем плохо стало во время оттепели зимой 41/42. Они лучше переносили холод, чем сырость, невозможность просохнуть, да ещё в недостроенных, кое-как стоявших каменных бараках Биркенау. Из-за этого показатели смертности постоянно росли. Даже тех заключённых, которые прежде сохраняли какую-то способность к сопротивлению, с каждым днем становилось всё меньше. Уже не помогало и дополнительное питание. Едва они что-то съедали, их рвало, они уже не могли насытиться.

Однажды я был свидетелем того, как колонна из нескольких сотен русских, которую вели по пути между Освенцимом и Биркенау, внезапно перешла с дороги на лежавшее возле него картофельное поле, причём сделали это все сразу, так что конвой был застигнут врасплох, а частично и раздавлен бежавшими, и никто не знал, что в этой ситуации делать. К счастью, в это время я как раз подъехал, чтобы восстановить порядок. Русские рылись в буртах и оттащить их было невозможно. Некоторые умирали тут же на месте, с картофелем в руках и во рту. Они не обращали друг на друга внимания, инстинкт самосохранения подавил в них всё человеческое. В Биркенау нередки были случаи каннибализма. Я сам нашёл одного русского, лежавшего между кучами кирпича. Его живот был вспорот тупым предметом, и у него отсутствовала печень. Из-за еды они убивали друг друга. Однажды я ехал верхом и вдруг увидел, как один русский кирпичом ударил по голове другого, чтобы отнять у него хлеб, который тот жевал, сидя на корточках за грудой камня. Когда я подъехал к этому месту через вход, - ведь я скакал вдоль проволочного ограждения снаружи лагеря, - тот, который сидел за кучей камня, уже лежал с пробитым черепом и был мёртв. Выявить преступника в массе сновавших тут же русских уже не удалось. При разбивке первого строительного участка, когда рыли траншеи, много раз находили трупы русских, убитых другими, частично съеденные и спрятанные в разных щелях. Так нам стало понятно загадочное исчезновение многих русских. Из окон своей квартиры я видел, как один русский нёс свой котелок за здание комендатуры и при этом усердно выскребал его. Вдруг из-за угла выскочил другой и набросился на него. Он выбил котелок из его рук, толкнул его на проволоку, находившуюся под напряжением, и скрылся. Часовой на вышке тоже это видел, но выстрелить в бегущего не успел. Я тут же позвонил дежурному офицеру, велел выключить ток, а сам тоже пошел в лагерь, чтобы найти преступника. Упавший на проволоку был мёртв. Найти другого уже не удалось.

Это были уже не люди. Они стали животными, рыскающими в поисках корма. Из более чем 10.000 русских военнопленных, доставленных в качестве главной рабочей силы для строительства лагеря для военнопленных Биркенау, к лету 42 остались в живых какие-то сотни. Этот остаток состоял из отборных экземпляров. Они отлично работали и использовались в качестве летучей рабочей команды повсюду, где что-то надо было построить быстро. Но я так никогда и не избавился от впечатления, что эти выжившие устояли за счёт своих солагерников, потому что они были свирепыми, бессовестными, имели «крепкие шкуры».

Кажется, летом 1942 этому остатку удалось совершить массовый побег. Большая часть при этом была застрелена, но многим удалось убежать. Причиной этого побега, как сообщили пойманные, стал страх перед удушением газом, когда им объявили о переводе в новый, вновь построенный сектор. Они решили, что объявив о переводе, их на самом деле хотят обмануть. Но удушение этих русских газом никогда не предусматривалось. Конечно, им было известно о ликвидации русских политруков и комиссаров. И они испугались, что их ожидает такая же участь. Так возник массовый психоз и такие он имел последствия.

Следующий крупный контингент составляли цыгане . Уже задолго до войны, в рамках акций в отношении асоциальных элементов, в КЛ перемещали и цыган. Один из отделов в Службе криминальной полиции занимался только надзором за цыганами. В цыганском лагере находились также занимавшиеся бродяжничеством нецыганские лица, подвергнутые заключению как уклонисты от работы, или асоциальные элементы. В дальнейшем цыганские лагеря ревизовались с биологической точки зрения. РФСС хотел, чтобы оба главных рода цыган непременно сохранились - названия этих родов мне неизвестны.

По его мнению, они были потомками индогерманского пранарода по прямой линии и довольно хорошо сохранили свой облик и свои обычаи. Их всех следовало сохранить для исследовательских целей, переписать и взять под охрану как исторический памятник. Позже их должны были собрать со всей Европы и вывезти на отведённое для них место.

В 1937/1938 всех кочевых цыган собрали в так называемых жилых лагерях при больших городах, чтобы лучше их контролировать.

В 1942 был издан приказ, согласно которому всех цыган, а также цыган-полукровок в рейхе следовало арестовать и отвезти в Освенцим независимо от возраста и пола. Исключением стали только признанные чистыми цыгане обоих главных родов. Их должны были поселить в округе Оденбург возле озера Нойзидлер-Зее. Привезённые в Освенцим должны были на время войны оставаться в семейном лагере. Однако инструкции в отношении арестованных были даны недостаточно точно. Разные полицейские ведомства толковали их по-разному, и в результате дело доходило до ареста лиц, которые ни в коем случае не могли быть причислены к кругу интернируемых. Многие фронтовики, многократно раненные, приехавшие в отпуск и имевшие высокие награды, были арестованы потому, что их отцы или матери, или деды и т. д. были цыганами или цыганами-полукровками. Среди них оказался даже старый член партии, дед-цыган которого поселился в Лейпциге. Он и сам имел там крупное дело и был многократно отличившимся участником мировой войны. Была среди них и одна студентка, руководитель Союза немецких девушек в Берлине. И много подобных случаев. Я доложил об этом в Службу криминальной полиции. После этого цыганский лагерь был подвергнут ревизии. Многие были выпущены, но на всей массе это почти не отразилось. Сколько цыган или полукровок было в Освенциме, я сказать уже не могу. Знаю только, что сектор, рассчитанный на 10000, они занимали полностью. Однако в Биркенау общие условия были совершенно не теми, которыми следовало быть в семейном лагере. Для этого там отсутствовали все условия - при том, что этих цыган следовало содержать до тех пор, пока не окончится война. Например, правильно кормить детей там было невозможно, хотя я, ссылаясь на приказ РФСС, хитрил и получал в продовольственных службах питание для маленьких детей. Но скоро этому пришел конец, поскольку Министерство продовольствия стало отклонять все заявки на детское питание для КЛ.

В июле 1942 РФСС совершил инспекцию. Я показал ему цыганский лагерь во всех подробностях. Он всё обстоятельно осмотрел, видел набитые до отказа жилые бараки, недостаточные гигиенические условия, переполненные больничные бараки, видел заразных больных, видел детскую заразную ному, которая всегда меня пугала. Эти изможденные детские тельца с огромными сквозными дырами на щеках, это медленное гниение заживо напоминали мне о больных лепрой, о прокаженных, которых я впервые увидел в Палестине.

Он узнал о цифрах смертности, которые были сравнительно низки по сравнению со всем лагерем. Однако детская смертность была необычно высокой. Не думаю, что многие из новорожденных переживали первые недели. Он всё внимательно осмотрел и приказал нам уничтожить их после того как будут, как и у евреев, отобраны работоспособные. Я обратил его внимание на то, что эти лица все же не вполне соответствуют тем, для которых предназначен Освенцим. Тогда он распорядился о том, чтобы государственное управление уголовной полиции как можно скорее предприняло селекцию. Это продолжалось в течение двух лет. Работоспособные цыгане были переведены в другой лагерь. К августу 1944 оставалось около 4.000 цыган, которым следовало отправиться в газовые камеры

Они до последнего момента не знали о том, что их ждет. Лишь когда они побарачно отправились в крематорий I, им всё стало ясно. Завести их в камеры было нелегко. Сам я этого не видел, но Шварцхубер сказал мне, что столь тяжелой не была ни одна акция по уничтожению евреев, и он пережил это особенно тяжело, потому что знал почти каждого из них и хорошо к ним относился. Ведь они были доверчивы как дети. Несмотря на отвратительные условия содержания, большинство цыган, как я это часто видел, психически не очень страдало от заключения, если не считать того, что они осознавали, что им отказано в удовлетворении страсти к бродяжничеству. Теснота помещений, плохие гигиенические условия, частично также недостаточное питание - ко всему этому они привыкли в своей прежней примитивной жизни. К болезням и высокой смертности они тоже не относились трагически. Всем своим существом они оставались детьми, порывистыми в своих мыслях и действиях. Они охотно играли, даже во время работы, к которой они не относились серьезно. Даже самое плохое они не принимали близко к сердцу. Они были оптимистами. Никогда я не видел у цыган мрачного, исполненного ненавистью взгляда. Стоило зайти в их лагерь, как они тут же выходили из бараков, играли на своих инструментах, заставляли детей плясать, выделывали свои обычные штучки. Имелся огромный детский сад, где дети могли от души повеселиться и поиграть во всевозможные игры. Когда с цыганами заговаривали, они отвечали беззаботно и доверчиво, высказывали все свои пожелания. Мне всегда казалось, цыгане просто не отдавали себе отчета в том, что они находятся в заключении. Они яростно враждовали друг с другом. Эту вражду создавала многочисленность их родов и семей, а также сама по себе их горячая, воинственная кровь. Но родственники были тесно сплочены и очень сильно привязаны друг к другу. Когда дело доходило до отбора работоспособных и расставания, что разбивало семьи, случалось много трогательных сцен, было много страданий и слёз. Но когда им говорили, что со временем все они опять соберутся вместе, они более или менее успокаивались. Некоторое время мы содержали работоспособных цыган в шталаге Освенцим; они делали всё возможное, чтобы посмотреть на своих родственников хотя бы издалека. Часто по результатам переклички нам приходилось искать молодых цыган - тоскуя по родне, они с помощью коварства и хитрости пробирались к ней в цыганский лагерь. Уже в Ораниенбурге, когда я был в Инспекции КЛ, цыгане, знавшие меня по Освенциму, заговаривали со мной и спрашивали о членах своих кланов. В том числе и о тех, которые уже давно были удушены газом. Мне всегда было трудно давать им уклончивые ответы - как раз из-за их огромной доверчивости. Хотя в Освенциме из-за них я имел много неприятностей, они всё же были моими любимыми заключенными - если так вообще можно выразиться. Они не были способны долго выполнять одну работу. Они с радостью «цыганили» повсюду. Охотнее всего они работали в транспортной команде, потому что с ней могли повсюду ходить, тешить свое любопытство, а также иметь возможность воровать. Эта страсть к воровству и бродяжничеству была у них врожденной и неискоренимой. Их мораль была совершенно иной. Воровство в их глазах абсолютно не было злом. Для них было непостижимо, что за это полагается наказание.

Всё это я говорю о большинстве арестованных, о действительно бродяжничавших, всегда пребывавших в беспокойных странствиях цыганах, а также о метисах, которые стали цыганами, но не об оседлых, которые проживали в городах. Те уже взяли от цивилизации достаточно много, и, к сожалению, не лучшее.

Из книги Нюрнбергский эпилог автора Полторак Аркадий Иосифович

Тени Освенцима и Маутхаузена Против Кальтенбруннера выступили в едином строю свидетели и документы. Документы – все из архивов, а свидетели – разные. Иные из них – бывшие сослуживцы и друзья Кальтенбруннера – не прочь были помочь ему, но тем не менее тоже топили его,

Из книги Записки коменданта Кремля автора Мальков Павел Дмитриевич

Комендант Смольного 29 октября 1917 года Военно-революционный комитет утвердил меня комендантом Смольного. Через несколько дней выдали мне документ: «Военно-революционный комитет постановил: комендантом Смольного института назначить тов. Малькова. Его помощником по

Из книги Лес богов автора Сруога Балис

Комендант Кремля Вот и Москва! Какая-то она, первопрестольная, ставшая ныне столицей первого в мире государства рабочих и крестьян?В Москве я никогда ранее не бывал и ко всему присматривался с особым интересом. Надо признаться, первое впечатление было не из благоприятных.

Из книги Катастрофа на Волге автора Адам Вильгельм

КОМЕНДАНТ ЛАГЕРЯ Высшая власть в Штутгофе была сосредоточена в руках коменданта. Он управлял обоими основными отделениями лагеря: арестантами и охранниками. Охрану лагеря несли эсэсовские роты.В начале 1943 года комендантом Штутгофа числился штандартфюрер СС Гоппе, -

Из книги Круги жизни автора Виткович Виктор

Из книги Лубянка - Экибастуз. Лагерные записки автора Панин Дмитрий Михайлович

Севастопольский комендант Жил-был майор Старушкин, севастопольский комендант. Был олицетворением города, его живой совестью. Ходил майор Старушкин по Севастополю, сверкавшему белыми домишками на солнце, и город вокруг него всегда был такой же трезвый, подтянутый и

Из книги В сердцевине ада: Записки, найденные в пепле возле печей Освенцима автора Градовский Залман

Матрос из Освенцима В этой камере я обратил внимание на молодого человека лет тридцати с мало примечательной внешностью: нос пуговкой, белесый, крепкого телосложения. Над левым соском у него был вытатуирован шестизначный номер, который мне бросился в глаза в бане. Он

Из книги Воспоминания адъютанта Паулюса автора Адам Вильгельм

Залман Градовский В сердцевине ада: Записки, найденные в пепле возле печей

Из книги Нюрнбергский эпилог автора Полторак Аркадий Иосифович

«Комендант Сталинграда» В эти дни ко мне явился какой-то полковник и доложил:- Главное командование назначило меня комендантом Сталинграда и прикомандировало к 6-й армии. После представления командующему армией я хотел бы приступить к своим обязанностям.Я невольно

Из книги Когда усталая подлодка... автора Люлин Виталий Александрович

Тени Освенцима и Маутхаузена Против Кальтенбруннера выступили в едином строю свидетели и документы. Документы - все из архивов, а свидетели - разные. Иные из них - бывшие сослуживцы и друзья Кальтенбруннера - не прочь были помочь ему, но тем не менее тоже топили его,

Из книги На перехват! Летная книжка «сталинского сокола» автора Урвачев Виктор Георгиевич

Комендант Комендант, как все коменданты - даже без зачатков юмора. Подполковник, в черной флотской форме, но с красными просветами на погонах. Просветы, будто лучики, отлетали от его красной упитанной рожи и ложились на погоны могучих плеч. Могучесть этого детины не могла

Из книги Храброе сердце Ирены Сендлер автора Майер Джек

Личная летная книжка 1940–1943 гг. младшего лейтенанта Георгия Николаевича Урвачёва начата - 29.01.1940 г., Закончена - 23.12.1943 г. Накануне и начало войны. Московская ПВО Летная книжка начинается разделом «1. Годовые итоги налета», в котором приведены сведения о налете за

Из книги Братья Бельские автора Даффи Питер

Глава 21 Теплая ванна Варшава, январь 1943 – октябрь 1943 После январского восстания в гетто отключили последние телефонные линии, и из средств связи остались только письма (ненадежно), курьеры (опасно) и устные сообщения (возможны неправильные интерпретации). В гетто

Из книги 10000 часов в воздухе автора Михайлов Павел Михайлович

Глава шестая Февраль 1943 - Апрель 1943 Для тех, кто томился в гетто Лиды и Новогрудка, было одно магическое слово - «Бельские». Оно означало таинственный мир, где евреи свободны от боли нацистских издевательств и где пособники нацистов трясутся от страха перед еврейской

Из книги Иосиф Бродский. Вечный скиталец автора Бобров Александр Александрович

Комендант аэродрома С генератором для электростанции и трубами для водопровода я прилетел в дотла разрушенный город Подгорицу (теперь он заново отстроен и называется Титоград).Это было очень памятное нам место, хотя в нём и не приходилось дотоле бывать. Зато над ним мы

Из книги автора

От жертвоприношения Авраама до Освенцима Зеев Бар-селла, писатель, лингвист, литературовед – В эссеистике Иосифа Бродского не раз встречается слово «отчуждение», в значении непременного условия существования подлинного поэта. Насколько оно оказалось ключевым в жизни

Барбара Чериш – дочь офицера СС, и это всю ее жизнь тяжким бременем лежит на ее совести.

С раннего детства она знала, что ее отец Артур Либехеншель был причастен к чему-то ужасному, чего семья предпочитала никогда не касаться.

Лишь позднее, когда она стала взрослой, Барбара узнала, что во время Второй мировой войны он пять месяцев был комендантом одного из трех лагерей в Освенциме.

Страшный семейный секрет она раскрыла после кризиса в своей жизни – развода с мужем и смерти сестры. Эти события подтолкнули ее начать копаться в прошлом и по кусочкам восстановить полную картину истории своего отца.

Результатом ее расследования стала книга, в которой она пытается примирить свою любовь к отцу, которого она никогда не знала, с болью, которую приносит ей осознание его преступлений, за которые после войны он в Польше был приговорен к смерти.

Я испытываю смешанные чувства, потому что он был сложным человеком. И этот хороший человек действительно пытался сделать все, что он мог, чтобы помочь заключенным Барбара Чериш

"В детстве в семье мне никогда не разрешали говорить о прошлом. Когда я была маленькой, я слышала отдельные вещи о своем загадочном отце, об Освенциме. Но я никогда не задумывалась об этом, поскольку были слишком маленькой. Но я знала, что это что-то очень плохое", - рассказывает Барбара.

"В этом было, конечно, чувство вины, которое, на мой взгляд, есть у всех нас. Мы живем с этой виной… поскольку мы – дети преступников", - добавляет она.

Барбара родилась в 1943 году, и в возрасте шести лет ее отдали в приемную семью. Ее новая семья в 1956 году эмигрировала в США, где она и осталась жить.

В начале встречи со мной в кафе в Сан-Диего Барбара заранее извинилась, сказав, что "иногда не может сдержать чувств". И действительно позднее она с трудом удерживала слезы.

Сострадание

Подробности жизни ее отца, которые она раскопала, причинили ей много боли. Он был одним из комендантов Освенцима, а до этого он бросил жену с детьми ради другой женщины. После войны ее мать тяжело болела и в 1966 году покончила с собой в психиатрической больнице.

По словам главы исследовательского отдела музея Освенцима Петра Сеткевича, Либехеншель не был непосредственно ответственен за газовые камеры во втором лагере, Биркенау, однако он отвечал за отправку на смерть узников своего лагеря.

Image caption Печально известные ворота в первый лагерь Освенцима

Несмотря на это, Барбара сохраняет дочернюю преданность отцу. Именно ему она посвятила свою книгу "Комендант Освенцима" (The Auschwitz Kommandant), в которой утверждает, что Либехеншель был сложным человеком, способным на милосердие по отношению к заключенным и страдавшим от чувства вины за причастность к убийству женщин и детей.

Один из немцев, который работал в Освенциме, давая показания на суде по делу Либехеншеля, рассказал, что тот один раз даже ездил в Берлин в попытке предотвратить отправку 500 заключенных в газовые камеры.

Несколько бывших узников лагеря смерти также свидетельствовали в его защиту. По их словам, он в некоторой мере улучшил условия в лагере. Объявляя приговор о высшей мере наказания, суд признал, что его утверждения о попытках "ввести справедливое обращение с заключенными и устранить трудности" являются правдивыми.

В своей книге Барбара цитирует бывших заключенных, которые рассказывают, что он приказал освободить узников, которых месяцами держали в подвалах, отменил избиения за мелкие проступки и положил конец сети осведомителей среди заключенных.

По словам Петра Сеткевича, Либехеншель "не был злодеем, как многие высокопоставленные офицеры СС".

"Есть показания бывшего узника, который рассказал, что, когда Либехеншель узнал о том, что у некоторых заключенных прохудилась обувь, он приказал, чтобы их обеспечили новой", - рассказывает историк.

"Возможно, он был гуманистом. Но в те времена эсесовцы использовали труд заключенных и, возможно, что он просто хотел, чтобы они работали лучше. Но я никогда не слышал подобных историй о [предшественнике Либехеншеля на посту начальника лагеря Рубольфе] Гессе, например", - добавил он

Страдания

Еще одной неожиданной чертой характера Либехеншеля был выбор второй жены – Аннализ. С точки зрения СС, она была чересчур близка к евреям.

Если бы не это, он бы никогда не попал на службу в Освенцим.

Он не хотел отправляться в Освенцим. Его послали туда в наказание Барбара Чериш

По мере того, как она углублялась в документы, ей все больше было жаль отца.

"Мне было очень больно, потому что он на самом деле совсем не хотел быть там. Он не хотел отправляться в Освенцим. Его послали туда в наказание", - утверждает она.

Барбара нашла Аннализ, и та рассказала ей, что это наказание значило для Либехеншеля.

По ее словам, когда привозили новую партию узников, он возвращался домой расстроенный, восклицая "ох, нет, женщины и дети". Его мучили головные боли, он уходил на длительные прогулки, долго стоял под душем, по словам дочери, чтобы "смыть зло, что, ествественно, было невозможно".

Но может ли все это изменить мнение о Либехеншеле?

С точки зрения Петра Сеткевича, "прежде, чем можно будет сделать окончательный вывод, нужно тщательно проанализировать все свидетельские показания" о послужном списке Либехеншеля. Однако какие бы улучшения и послабления он ни вводил по сравнению с другими, самыми худшими, начальниками Освенцима, в конце концов "разница здесь небольшая".

Либехеншель участвовал в геноциде и в его бытность начальником лагеря многие невинные люди были отправлены на смерть.

Бывший узник Освенцима Франц Даниманн рассказал Барбаре, что смертный приговор ее отцу "вероятно, с исторической и юридической точки зрения справедлив", но "его должны были амнистировать" в связи с его "различными и положительными инициативами, которые облегчили жизнь многих заключенных".

Нет оправдания

Однако кроме тех заключенных, которые характеризовали Либехеншеля с хорошей стороны, есть и другие, и их мнение Барбара также приводит в своей книге.

Бывший узник лагеря Владислав Фейкель рассказал, что во времена Либехеншеля "не было положительных изменений в отношении к заключенным в том что касается еды и медикаментов. Санитарные условия оставались плохими".

Он рассказывает, что Либехеншель просил, чтобы ему сообщали о больных и слабых заключенных, чтобы их рассматривали в первую очередь при решении вопроса об освобождении из лагеря. Но он добавляет, что "не знает ни одного случая, когда какого-нибудь узника, о котором ему сообщили, освободили".

Image caption Либехеншель утверждал, что пытался облегчить условия для узников

Барбара подчеркивает, что не пытается извинить действия своего отца и что она потрясена тем, что творили нацисты. Ее цель – нарисовать "трехмерную" картину прошлого, что делается весьма редко в отношении нацистских преступников, среди которых были как плохие люди, так и хорошие.

Она признает, что ее отец не всегда говорил правду на допросах, и не верит его утверждениям о том, будто до прибытия в Освенцим он ничего не знал о газовых камерах.

Она подчеркивает, что он был предан Гитлеру и добровольно вступил в СС. Но вместе с тем она также видит, что он "запутался в [нацистской] паутине".

"Меня мучит вопрос... и я никогда не узнаю на него ответа... знал ли он в самом начале, в какой ужасной организации он состоял", - говорит она.

Барбара выражает мнение, с которым могут согласиться, наверное, только близкие Либехеншеля: "Я испытываю смешанные чувства, потому что он был сложным человеком. И этот хороший человек действительно пытался сделать все, что он мог, чтобы помочь заключенным".

Чувство вины

Книга не облегчила бремя, которое она несет на своих плечах.

После интервью Барбара отправилась на свадьбу знакомых. Через два дня она прислала мне электронное послание, в котором сообщила, что на этом мероприятии сидела рядом с двумя еврейскими парами.

Она пишет, что "тихонько попросила своего спутника не упоминать о книге". От одной только мысли об осуждении этой темы она была в ужасе.

"После всех этих лет мне все еще очень тяжело рассказывать - особенно евреям – о том, что я дочь своего отца", - указывает она.

"Я не знаю, избавится ли моя семья и я когда-нибудь от чувства вины, которые мы испытваем как дети моего отца – офицера СС и начальника Освенцима", - добавила она.

- Два с половиной миллиона человек, которые были направлены в Освенцим, были на самом деле ликвидированы?

Да, уничтожены.

- Но ведь в Освенцим было отправлено значительно большее число заключенных?

Да. К тому числу заключенных, о котором я вам говорил, следует добавить 20 или 30%,которые использовались в качестве рабочей силы.

- Эти два с половиной миллиона человек погибли в газовых камерах?

- А что вы можете сказать о 500 тысячах убитых иными способами?

Они умерли от болезней.

Лучшие дня

- Это правда, что люди, которых должны были сжечь в стационарных установках, раздевались прямо на улице, вне этих огромных зданий?

Нет, была специальная комната.

- Но разве вы только что не говорили, что люди раздевались на улице?

Нет. Поезд разгружался. Заключенные оставляли багаж и проходили отбор на предмет пригодности к работе. Затем тех, кто прошел отбор, уводили, а все остальные раздевались в специальном помещении.

- Их предупреждали о том, что их ожидает?

Им говорили, что они должны помыться и пройти дезинфекцию. Были даже специальные плакаты с соответствующими инструкциями.

- Сколько человек могли быть ликвидированы за один раз в стационарной газовой камере?

В одной камере - две тысячи человек.

- Целый состав?

- И как все это происходило?

Все происходило под землей. В потолке было три-четыре замаскированных отверстия, через которые внутрь камеры поступал газ.

- Что происходило потом?

Все было так, как я вам уже рассказывал. Все зависело от погоды. Если стояла сухая погода и в газовых камерах было много людей, то все заканчивалось очень быстро.

- Сколько длилась процедура?

Как я уже говорил, от 3-4-х до 15 минут.

Массовые убийства в освенцимских лагерях продолжались до конца лета 1944 года. 28 октября 1944 года в Освенцим пришел последний эшелон с узниками-евреями, в котором было 2000 человек. Это была последняя партия умерщвленных газом.

Освенцим I и Освенцим II (Биркенау) действовали до января 1945 года. В них работали 2500 эсэсовцев. До сих пор нет точной цифры жертв, но речь идет о миллионах.

Приближение советских войск заставило немцев начать эвакуацию узников. Часть заключенных были убиты на месте, других погнали пешком в Германию. Эти колонны получили название "маршей смерти". Накануне освобождения Освенцима Советской Армией нацисты взорвали крематории.

Части Советской Армии, освобождавшие польскую Силезию, обнаружили освенцимский лагерь 27 января 1945 года. Было спасено 2819 узников, чудом оставшихся в живых.

На территории освенцимского лагеря было 35 складов для сортировки и упаковки награбленных вещей, одежды и обуви. Перед отступлением немцы сожгли 29 складов. В оставшихся шести было обнаружено огромное количество вещей и различной посуды, а также около 1,2 миллиона комплектов мужской и женской верхней и нижней одежды. Обнаружено большое количество детской одежды: рубашки, распашонки, штанишки, пальто, шапочки.

На одежде, обуви и других вещах обнаружены фабричные марки Франции, Бельгии, Венгрии, Голландии, Югославии, Чехословакии и других стран. На чемоданах сохранились ярлыки гостиниц различных европейских городов.

На территории лагеря были обнаружены семь вагонов с вещами, уже подготовленными немцами для отправки в Германию. В найденных документах значилось, что только в течение 47 дней, с 1 декабря 1944 года по 15 января 1945 года, обработано для посылки в Германию около 515 тысяч комплектов детского, женского и мужского верхнего платья и белья.

На кожевенном заводе лагеря обнаружено 293 тюка запакованных женских волос, общим весом в семь тонн. Комиссией установлено, что волосы срезаны со 140 тысяч женщин.

Дослужившийся до оберштурмбанфюрера СС Рудольф Хесс, первый комендант освенцимских лагерей, работал там с мая 1940 года до ноября 1943-го, а затем по рекомендации Бормана был переведен на повышение.