Краткая история посмертных наказаний. Венецианские тюрьмы - обратная сторона истории экзотического города на воде Тюрьма на востоке называлась в средневековье

Средневековая крепость-тюрьма

Недалеко от Вайсенбурга, маленького городка в Баварии, на трехсотметровой горе стоял средневековый замок-крепость Вюльцбург, построенный в 1649 году. Крепостные стены были окружены широким рвом. Во двор крепости вели высокие арочные ворота, выложенные серым, слегка позеленевшим камнем. За высокой крепостной стеной - здания с синими стеклами в окнах и двор. Во дворе - бетонированный колодец для сбора дождевой воды, к которому подведены трубы со всех крыш.

В крепости Вюльцбург еще в первую мировую войну содержались пленные русские офицеры царской армии. В казематах можно было видеть на стенах надписи на русском языке, сохранившиеся с тех пор.

В замке находилось около двухсот советских военнопленных старшего командного состава. Все те, кто отказался работать на немцев.

Режим в крепости был тюремный. Два раза в день полагалась прогулка, поверка была ночью. На работу выгоняли всех, включая полковников. Но генералов на работы не посылали.

Начался еще один период в жизни Лукина - тюрьма. В крепости он увидел таких же людей, каких встречал во многих лагерях - кожа да кости. Генералы были в потрепанной разношерстной одежде, у большинства на ногах что-то вроде ботинок на деревянной подошве. Генералов содержали отдельно в большой комнате, спали они на двухъярусных нарах. Постельного белья никакого - матрас и подушка, набитые стружками, грубое солдатское одеяло.

Военнопленных и интернированных моряков выводили во двор на прогулку в разное время. Кроме того, моряков увозили на всю неделю на работы, а возвращались они только на субботу и воскресенье. Там, где они работали, удавалось добывать немного картошки и маргарина. Моряки, зная, что у генералов «смертельный паек», приносили им продукты, отрывали от своего скудного пайка хлеб.

Первая встреча с генералами оставила на душе у Михаила Федоровича тягостное впечатление. Некоторые совсем пали духом. Старшим среди них был генерал Музыченко. Ему и передал Лукин деньги.

Все пленные генералы были знакомы с приказом Ставки двести семьдесят, в котором бывший командующий 42-й армией генерал-лейтенант Понеделин и бывший командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Кириллов объявлялись трусами и дезертирами. Поэтому к ним было отношение особое - их презирали. Но Лукин видел, что ни Понеделин, ни Кириллов не прячут глаза и мужественно переносят открытое презрение окружающих. Он решил поговорить с ними. Вскоре разговор состоялся. И Понеделин и Кириллов тяжело переживали обвинение их в предательстве, уверяя Лукина, что они стали жертвами обстоятельств.

Я верю вам, несмотря на приказ. Тем же приказом и генерал Качалов объявлен был трусом и дезертиром, - говорил им Лукин. - А мы с Прохоровым видели своими глазами документы Качалова, залитые кровью. Он погиб в танке при прорыве из окружения.

Он хоть погиб, - вздохнул генерал Кириллов. - А я и погибнуть не сумел. У меня осталась горсточка людей. Вижу, что окружают. Что делать? Стреляться? Хотел. Но ни у кого ни одного патрона, все выпустили по фашистам.

А у меня была возможность застрелиться, - неожиданно заговорил Понеделин. - Но я не посчитал нужным стреляться. Я верил и сейчас верю, что, пока жив, смогу бороться с врагом. А с мертвого какой толк? Правда?.. - Понеделин помолчал. - Теперь жалею об этом. Не рассчитал. Был готов на пытки, на издевательства фашистов. Думал, все выдержу, убегу и снова буду драться с врагом, но… Единственное, что сумел сделать, - плюнуть в морду стервецу Власову, когда он агитировал меня возглавить РОА. Думал, после этого фашисты ожесточатся, может быть, и расстреляют, но… сижу вот в одной камере с вами. А это, скажу вам, Михаил Федорович, самая страшная пытка. Не все, конечно, но многие верят тому приказу, верят, что мы с Кирилловым трусы и дезертиры. Так можно и издохнуть в этом каземате с вечным клеймом врага народа. Может ли что быть страшнее этого? Но я выдержу! - воскликнул Понеделин, и на впалых щеках его взбугрились желваки, а в глазах сверкнул лихорадочный блеск. - Я должен выжить, должен дождаться нашей победы; вернусь на Родину и докажу, что я добровольно не сдавался в плен, что было совершенно безвыходное положение. А там - что будет. Пусть судят меня партия, народ.

…Генерал Лукин тоже не знал, что ждет его на Родине, если он останется жив, если дождется освобождения. Кому будет дано право определить меру справедливости к нему, командарму Лукину? Кто сможет стать самым строгим судьей для него, кроме его самого? Он знал, что чист и честен перед партией и народом. Но, так или иначе, оценка его теперешнего положения неотвратима, и в положенный час она придет…

Для жены Лукина, Надежды Мефодиевны, время с начала войны стало измеряться от письма до письма с фронта. Когда во время первого окружения под Смоленском перестали приходить письма, она обратилась в Главное управление кадров. Вскоре пришел ответ: «Ваш муж находится в Действующей армии». Как радовалась вся семья: значит, жив, сражается! Писать не может - не беда, надо ждать! Но с середины октября сорок первого года письма перестали приходить совсем. Надежда Мефодиевна продолжала писать мужу. Не получая ответа, наконец вторично обратилась в ГУК. В декабре пришел оттуда ответ: «Ваш муж пропал без вести». Страшные слова… Наступило мучительное состояние, тяжкое своей неопределенностью. Ей выдали единовременное пособие, дочери установили пенсию.

Слухи о судьбе генерала Лукина ходили самые разнообразные. Говорили, что он якобы сражается в партизанском отряде, за ним послан самолет и со дня на день он должен быть в Москве. Говорили, что он тяжело ранен. А один «очевидец» сказал, что сам похоронил командарма под Медынью.

Каждое новое известие приносило то тревогу, то надежду, но тяжелее всего было, когда слухи не подтверждались. И опять наступала неизвестность, тяжелая и тревожная.

Адъютант генерала Лукина Клыков пробиться обратно в расположение 19-й армии не смог, так как к тому времени замкнулось кольцо окружения под Вязьмой. Он был направлен в 16-ю армию и стал адъютантом генерала Рокоссовского.

Прошло около года, и в один из своих приездов в Москву он посетил семью Михаила Федоровича, вернувшуюся из эвакуации.

Было утро. Клыков вместе с шофером Смурыгиным вошли в квартиру, усталые, запыленные. Всю ночь они провели в дороге. Надежда Мефодиевна встретила их сердечно. Они мылись в ванной, приводили себя в порядок. Когда дело дошло до завтрака, Надежда Мефодиевна, невероятно смутившись, предложила им небольшой кусочек хлеба и морковный чай - больше в доме уже третий день никакой еды не было.

Клыков, бормоча себе под нос какие-то проклятия, быстро собрался и, сказав, что скоро вернется, уехал вместе с шофером. Примерно через час они вернулись и привезли из комендатуры города картошку, капусту, консервы и соевое молоко. Начался «пир». Клыков все никак не мог успокоиться и долго еще сокрушался о том, что семья дорогого ему командарма голодает. Надежда Мефодиевна говорила, что сейчас всем живется трудно, не это главное, ради победы можно все пережить.

Первое известие о пленении Михаила Федоровича в семью пришло от родственницы генерала Хмельницкого, которой удалось вырваться из фашистской неволи. Она рассказала, как встретила командарма в госпитале для советских военнопленных в Смоленске. Второе известие пришло от него самого. После освобождения Харькова сестра Лукина, Александра, разыскала Надежду Мефодиевну и передала письмо, написанное им. Это известие не уменьшило, однако, тревогу жены за судьбу мужа. Да, он жив, но всем было известно о бесчеловечном отношении фашистов к советским военнопленным. Поэтому покоя в семье не стало.

В 1943 году Надежду Мефодиевну вызвали в Главное управление кадров и объявили официально, где муж и что с ним. Ей сказали, что он в плену ведет себя достойно, чести советского генерала и патриота не уронил.

Надежда Мефодиевна работала экономистом в квартирно-эксплуатационном управлении Наркомата обороны. Правда, приняли ее не сразу, долго проверяли.

В свободное от работы время Надежда Мефодиевна часто бывала в госпитале, читала раненым газеты, помогала им писать письма. Во время воздушных тревог она дежурила у входа в бомбоубежище. Она была истинно русской женщиной, которая в годы тяжелых испытаний, выпавших на долю народа и на ее долю, терпеливо и упорно ждала своего попавшего в такую страшную беду мужа.

А генерал Власов, предатель, метался как загнанный зверь. В августе сорок четвертого года он был принят рейхсфюрером СС Гиммлером, который заявил, что отдел пропаганды германских вооруженных сил не смог организовать русских военнопленных для борьбы против большевиков и теперь руководство этим отделом он берет на себя.

Власов и Гиммлер договорились об объединении всех существующих в Германии и на оккупированной ею территории Европы белогвардейских, националистических и других антисоветских организаций и создании единого политического центра для руководства всеми этими организациями. Гиммлер одобрил предложение Власова о создании в качестве политического центра «Комитета освобождения народов России» (КОНР) и дал указание разработать «манифест» этого «комитета». Списки членов КОНР, подготовленные заранее, были просмотрены и откорректированы в русском отделе гестапо.

14 ноября 1944 года в Праге состоялось организационное собрание КОНР, на котором председателем был избран Власов, заместителем - Малышкин. В составе комитета были созданы управления: военное - руководитель Трухин, пропаганды - руководитель Жиленков, гражданское - руководитель Закутный и др. В январе 1945 года было заключено соглашение между КОНР и правительством Германии о получении кредита для содержания комитета и РОА. Вскоре после создания КОНР последовал приказ Гитлера о назначении Власова командующим войсками РОА. Власов выступил по радио и зачитал «манифест» КОНР.

Власовцам нужны были опытные командиры. В декабре 1944 года Власов дал задание заместителю начальника управления пропаганды КОНР Меандрову выехать в крепость Вюльцбург и выяснить, нельзя ли кого-либо из генералов или старших офицеров привлечь к работе в комитете.

На беседу с Меандровым генералов стали вызывать по одному.

Отказываюсь разговаривать с предателем!

Потапов!

С изменниками Родины не имею дела!

Понеделин!

Пошел он к…

Лукин тяжело поднялся и, опираясь на палку, направился к двери.

Михаил Федорович, вы что? - воскликнул Прохоров.

А чего вы боитесь? Я желаю поговорить с господином Меандровым.

Вы серьезно?

Как вас понимать?

Вы решили разговаривать с изменником? - раздавались удивленные и возмущенные голоса.

А чего мне бояться? Любопытно послушать этого типа, на что они еще надеются?

Меандров обрадовался приходу Лукина. Услужливо придвинул табурет, угостил сигаретой. Лукин закурил и внимательно посмотрел на «полковника» Меандрова.

Вы слушали выступление господина Власова? - начал Меандров.

Слушали. Неужели вы сами верите в свою затею?

Оставим вопросы, господин генерал. Давайте говорить о деле.

Грязное у вас дело. Цели ваши предательские и изменческие! Кто пойдет с вами? Вы надеетесь привлечь людей замученных, дошедших до крайней степени истощения. Это подло! Прекратите вербовку! Вы, Меандров, лучше расскажите о судьбе генерала Ершакова.

А что? - насторожился Меандров.

Ведь вы находились с ним в одном лагере в Хаммельсбурге. До нас дошли слухи, что он умер.

Да, к сожалению, слухи не лишены основания, - деланно вздохнул Меандров.

Так уж и к вашему «сожалению»?

Да вот, полюбуйтесь.

Меандров достал из портфеля журнал эмигрантов, полистал, нашел страницу и показал Лукину. На цветной фотографии Лукин увидел гроб, обитый красной материей. Над гробом склоненные знамена власовской «освободительной» армии рядом с фашистскими флагами. У гроба в почетном карауле власовцы вперемежку с фашистскими офицерами. Под снимком надпись: «Так немецкое командование хоронит генерала, который отказался от Советской власти».

И все-то вы врете, господа предатели, - проговорил Лукин. - Видели мы уже эту фальшивку. Инсценировка. С Ершаковым я вместе воевал, вместе дрались в окружении. Он командовал соседней со мной армией. Это был храбрый и до мозга костей советский генерал. Никогда он не отказывался от Советской власти.

Не верите глазам своим?

Не верю. Вы покажите этот журнал генералу Соловьеву, его недавно перевели к нам в Вюльцбург. Он сидел с Ершаковым и рассказал об этой истории. Ершаков с презрением отвергал попытки фашистов и ваши уговоры склонить его к измене. С ним жестоко обращались, и его сердце не выдержало. Он умер от разрыва сердца. Военнопленные из неструганых досок сколотили гроб и вынесли к лагерным воротам. Но за колючую проволоку их не пустили. Немцы приняли гроб и куда-то унесли, а потом появилась эта фотография. Вы, иуды, даже мертвых используете для своей пропаганды. Живые-то вас подальше посылают…

Напрасно бранитесь. Вот я вам еще новость скажу. Вы помните генерала Городнянского?

Лукин насторожился. Неужели и бывший командир героической 129-й стрелковой дивизии, который так помог Лукину в обороне Смоленска, тоже попал в плен и тоже стал жертвой какой-нибудь грязной игры фашистов?

Конечно, помню. Он погиб.

Да. Под Харьковом его корпус попал в окружение. Городнянский дрался до последнего, но в рукопашной схватке был заколот штыком немецким солдатом.

О его героической гибели я знаю.

Но вы знаете не все. Немецкое командование устроило похороны генералу Городнянскому с воинскими почестями, показав тем самым своим солдатам пример уважения к герою.

Лучше бы немцы брали пример с вас и Власова, - с усмешкой ответил Лукин. - Мы бы скорее их победили. Да не помогут им никакие ухищрения. И ваша карта, Меандров, бита. По сути, я разговариваю с трупом. Все, разговор окончен. Больше вы среди нас собеседников не найдете. Убирайтесь вон!

Этот разговор слышал из соседней комнаты один из интернированных моряков, ремонтировавший печку. Он прибежал сияющий к своим: «Генерал Лукин разделал этого власовца под орех!» И пошли к Михаилу Федоровичу записки от моряков: «Спасибо, товарищ генерал, за то, что поддержали честь нашего государства, нашей армии…»

Кроме Соловьева из лагеря Хаммельсбург в крепость Вюльцбург перевели еще несколько генералов. Они рассказали, что немцы предложили некоторым генералам и полковникам написать историю Красной Армии. За этот труд им обещали улучшить пайки, выдавать сигареты, пользоваться некоторыми другими льготами. Кое-кто пошел на эту приманку, посчитал, что ничего предосудительного в том не будет. Но вскоре многие спохватились, поняли, какую «историю» ждут от них гитлеровцы, и отказались. За этот отказ и перевели их в крепость-тюрьму. Но в Вюльцбурге к «историкам» относились с недоверием.

От них Лукин узнал о судьбе старшего лейтенанта Якова Джугашвили, старшего сына Сталина. Он вспомнил, как в июле сорок первого года, находясь в полуокруженном Смоленске, получил задание генерала Жукова установить местонахождение Якова Джугашвили. Тогда Лукин не мог ответить Жукову. Лишь узнал от Конева, что Яков попал в плен. А теперь перед Лукиным открылась полная трагизма история…

Яков содержался в лагере Заксенхаузен в специальном бараке на территории особого лагерного блока «А», полностью изолированного от остальной части лагеря. Блок был оцеплен колючей проволокой под электрическим током напряжением 550 вольт. При очередной попытке коменданта лагеря «поговорить по душам» с непокорным узником Яков заявил: «Скоро германские захватчики будут переодеты в наши лохмотья, и каждый из них, способный работать, поедет в Россию восстанавливать камень за камнем все то, что они разрушили».

После этого заявления главари СС, видимо, решили разделаться с Яковом. 14 апреля 1943 года пленные узнали о гибели старшего лейтенанта Якова Джугашвили. Яков будто бы взбунтовался, отказался вечером зайти в барак, двинулся прямо через «полосу смерти» перед проволочным заграждением, а на окрик охранника ответил: «Стреляйте!». Затем он вроде бы сам бросился на проволоку с электрическим током, после чего охранник эсэсовец Конрад Харриш в присутствии начальника караула эсэсовца Карла Юнглинга застрелил Якова Джугашвили.

Было ли это убийством «при попытке к бегству» или пленника хладнокровно расстреляли, а затем, бросив его тело на проволоку, инсценировали мнимое бегство - об этом никто не знает. Лукин постарался, чтобы о мужественном поведении сына Сталина узнали все узники Вюльцбурга.

Суров и монотонен тюремный режим. Подъем. Поверка. Резкие голоса команд; стук деревянных башмаков о каменный пол, стук оловянных ложек, выскабливающих миски. Негромкий разговор. Вновь перед глазами серые мундиры, команда - выходить строем на прогулку. Цепочка изможденных людей вытягивается в длину вдоль крепостной стены и уныло передвигается по замкнутому кругу.

Во время прогулки генерал Лукин сидит на скамейке, положив рядом палку. Его не заставляют ходить по кругу. Он смотрит на товарищей. Лица замкнуты и внешне спокойны, как будто отрешены от всего. Но большинство из тех, кто заключен в крепости, решил выжить и бороться.

А вскоре в Вюльцбурге произошло из ряда вон выходящее событие - в крепость привезли пленного летчика. Прошел по казематам слух, что летчик в форме, в погонах полковника и при орденах. Генерал Лукин, да и почти все пленные еще никогда не видели советские погоны, ведь их ввели в армии в начале 1943 года.

В окно камеры выглядывать было запрещено, охранники стреляли без предупреждения. Лукин и несколько генералов все же подошли к окну, встали чуть в сторонке. Вскоре конвоиры повели через плац высокого, стройного офицера. Действительно, на плечах - погоны, на груди - два ордена Ленина, Красного Знамени и… Звезда Героя Советского Союза.

В тюрьме - с орденами и в форме! Невиданно! Гитлеровцы всегда срывали с военнопленных все награды и знаки различия. Что это за спектакль? Уж не задумали ли гитлеровцы очередную провокацию? Но вскоре по подпольной «почте» моряки сообщили, что летчик Николай Иванович Власов был командиром эскадрильи, воевал в полку, которым командовал младший сын Сталина - Василий. К тому времени подполковник Власов совершил более двухсот боевых вылетов, сбил десять немецких самолетов.

Попав в плен, Власов на вопросы гитлеровцев отвечать отказался, их предложения «перейти на сторону фюрера» с презрением отверг. Его допрашивали днем и ночью, пытали, избивали, но он молчал. Его бросали из одного лагеря в другой, подсылали к нему провокаторов, обещавших свободу и знакомство с «веселыми женщинами», но он клеймил предателей, гнал прочь от себя. Фашисты пытались снять с него погоны и ордена. Но Власов заявил, что награды Родины они снимут с него только с мертвого.

Наконец враги поняли, что им не удастся поставить Власова на колени, и вынуждены были смириться с его требованиями.

Вы доблестный офицер, и в знак уважения к вашим заслугам мы оставляем при вас награды. Мы возвращаем вам также часы, подаренные вам сыном Сталина, - сказал Власову на одном из допросов гитлеровский полковник. - Но все же, почему вы не хотите выбрать правильный путь?

Я давно выбрал его, - ответил Николай, - и дальнейшие разговоры бесцельны.

Для узников крепости и для интернированных моряков поведение Власова стало образцом, достойным подражания. С появлением летчика подпольная связь оживилась. «Пункт связи» помещался в уборной, которая находилась в дальнем углу двора. В своих записках Николай Иванович призывал моряков всеми мерами помогать наступающей Красной Армии. «Устраивайте саботаж и диверсии, - писал он, - особенно когда вас посылают на оборонные работы. Помните: вы - советские люди, и ваш долг - бороться за свободу Родины». Потом моряки получили от летчика записку, в которой сообщалось, что Власов намерен бежать и просит их помочь ему.

Побег готовился около двух месяцев. План побега совместно с Власовым разрабатывали бывший штурман теплохода «Хасан» Шулепников и электромеханик Маракасов. Им помогали матросы Леонов, Бегетов и Свирин.

Об этом генерал Лукин узнал от самого Власова, когда к побегу было ужо все готово.

Обычно Лукин, как и все в крепости, выходил на прогулку. Он садился на скамейку и никогда не отдавал чести коменданту крепости. Он долго усаживался, возился с костылями, стараясь глядеть мимо коменданта. Однажды гестаповец не выдержал и сказал через переводчика:

Передайте Лукину, что он не в Азии, а в Европе и должен мне, начальнику, отдавать честь.

Передайте капитану, - сказал Лукин, - что в любой армии, будь то в Азии или в Европе, генерал никогда не приветствует капитана первым. С меня генеральского звания никто не снимал.

Во время одной из прогулок к Лукину подошел Власов:

Товарищ генерал, я хочу поговорить с вами наедине.

Почему со мной? У нас есть старший - генерал Музыченко.

Моряки посоветовали обратиться именно к вам.

А в чем дело?

Я связан с моряками, - начал Власов, - и решил с их помощью организовать побег.

Это возможно?

А вы послушайте…

План был таков. В ночь побега летчик должен был сказаться больным и непременно попасть в лазарет, где постоянно дежурил врач Дубровский. За стеной лазарета - одна из пустых камер. Дверь в нее из лазарета заложена кирпичом. Эта камера находилась уже в зоне моряков.

В течение месяца моряки Маракасов, Шулепников, Свирин и Бегетов выскребали известку, бесшумно вынимали кирпичи из этой стены, пользуясь тем, что здесь проходила деревянная панель, которую нужно было снимать во время работы, а затем снова ставить на место. Мусор прятали в разрушенную печку. Когда лазарет оказался отделенным от камеры лишь тонким слоем штукатурки, кирпичи уложили на место. Теперь достаточно было сильно ударить ногой в стену, и человек из лазарета мог беспрепятственно проникнуть в пустовавшую камеру на стороне моряков. От моряков можно выйти в уборную. Решетки в ее окнах уже подпилены. Стоит только отогнуть - и, когда часовой зайдет за угол, можно опуститься в ров. С другой стороны рва находится лесопилка. Там работает моряк Сысоев, который часто остается там на ночь дежурить. Сысоев спустит в ров веревочную лестницу, по ней шесть беглецов должны подняться и уходить дальше.

План подходящий, - одобрил Лукин. - Но как вы уйдете в форме советского офицера?

Моряки мне приготовили цивильный костюм.

А кто такой этот врач Дубровский? Он проверен?

Нет, мы его, к сожалению, мало знаем. Потому-то и решили, что я всыплю ему в чай большую дозу снотворного.

Где вы его возьмете?

Моряки обещали раздобыть.

Накануне вечером Николай Власов «внезапно» почувствовал себя плохо, и его положили в лазарет. Моряки передали Власову две порции снотворного, и ему удалось всыпать его в стакан врача. Николай, притворившись спящим, видел, как Дубровский боролся со сном. Клюет носом, глаза слипаются. Наконец сон одолел его.

Все рассчитано до минуты. Сразу же после смены караула Маракасов, Шулепников и Бегетов встают и тихонько крадутся по коридору в пустую камеру, где подготовлена встреча с Власовым. Уже на месте и Сысоев с веревкой, которая припрятана у него на груди под рубахой.

Час ночи. Власов встает с койки. Моряки сняли фанеру и, затаив дыхание, ждут. Летчик выдавливает ногой штукатурку и кирпичи.

Вот показалась его голова… Власов натягивает серый костюм. И вдруг раздается истошный, пронзительный крик:

Человек убежал!

Это поднял тревогу проснувшийся врач Дубровский.

Все равно бежим, - шепнул Власов своим друзьям, и они устремились вниз.

Раздались пронзительные звонки, вспыхнули прожекторы, выскочила охрана с овчарками. Провал! Власов забежал в уборную. Там его схватили гитлеровцы. Схватили и двух моряков - Маракасова и Леонова. Остальные успели скрыться в своей камере. Николая посадили в карцер. Всех узников тут же подняли, пересчитали. Поставили дополнительную охрану.

На следующий день началось расследование, приехали офицеры из гестапо и объявили, что если к двенадцати часам организаторы побега не сознаются, то каждый пятый моряк будет расстрелян. Организацию побега взяли на себя двое отважных моряков - Маракасов и Леонов, этим они спасли лагерь от массовых репрессий. Их отправили в Нюрнберг и передали гестапо.

Власова сильно избили. Утром его вывели на прогулку без орденов и Звезды Героя. Генерал Лукин смотрел на него из окна. Лицо в кровоподтеках, но голову держит высоко, гордо, всем своим видом говорит: «Ничего. Мы еще поборемся!» Вот он то и дело поглядывает на окно камеры, где сидит Лукин. Генерал помахал платком, дав знать, что видит. Власов едва заметным движением ноги подал знак: «Здесь, под камнем, смотрите».

Генералу Лукину всегда было трудно выходить на прогулку. Но на этот раз он ждал ее с особым нетерпением… Под камнем он обнаружил записку и Золотую Звезду Героя. Вернувшись в камеру, Лукин прочел записку: «Товарищ генерал, у меня к вам просьба: если что со мной случится, а вы останетесь живы, сохраните эту Звезду, отвезите ее в Москву, покажите моим родителям и сдайте куда следует. Не хочу, чтобы она досталась фашистам. Я бодр. Все равно, пока жив, еще раз попытаюсь бежать».

Генерал Лукин зашил Звезду в гашник. После войны он выполнил просьбу отважного летчика. Вернувшись после освобождения из плена в Москву, он передал Золотую Звезду Героя за номером 756 в Управление кадров Наркомата обороны СССР. Теперь она хранится в Центральном музее Вооруженных Сил СССР.

Власова, избитого до полусмерти, отвезли в ту же тюрьму в Нюрнберге, где уже сидели Маракасов и Леонов. Хотя они сидели по разным камерам, но Маракасову все же удалось связаться с Власовым и наладить с ним переписку. Они условились, что убегут из тюрьмы при первой же бомбежке Нюрнберга.

В начале октября 1944 года был массированный налет на город. Воспользовавшись этим, Маракасов и Леонов вышибли дверь своей камеры и открыли двери других камер. Маракасов побежал к Николаю, нашел его, и они бросились из тюрьмы. Но охрана уже успела прийти в себя. Беглецы нарвались на автоматы, направленные на них в упор. Их загнали в подвал.

Через несколько дней Маракасова и Леонова заковали в кандалы и отправили в концлагерь Дахау. Их должны были расстрелять. Но эти патриоты чудом остались живы. 29 апреля 1945 года узников Дахау освободили союзники.

Николай Власов из Нюрнбергской тюрьмы был переведен в концлагерь Маутхаузен и посажен в блок смерти № 20. Там Власов был одним из организаторов массового восстания военнопленных. 27 января 1945 года эсэсовцы увели Власова на расстрел. Прощаясь с товарищами, Власов громко воскликнул: «Прощай, моя дорогая мама! Прощай, любимая Родина! Прощайте, товарищи!»

…Н-ский гвардейский истребительный авиационный Оршанский Краснознаменный полк. В казарме третьей эскадрильи на вечерней поверке старшина перед строем произносит:

Подполковник Власов!

И с правого фланга раздается:

Герой Советского Союза подполковник Николай Иванович Власов пал смертью храбрых в бою за свободу и независимость нашей Родины! Из книги Кремлёвские козлы. Исповедь любовницы Сталина автора Давыдова Вера Александровна

ЖЕНСКАЯ ТЮРЬМА 7 ноября правительством был организован большой прием в Кремле.Ворошилов не отходил от меня целый вечер. Был надоедлив и настойчив. Танцуя со мной, рассказывал армейские анекдоты. Потом, уведя меня в дальний угол Георгиевского зала, шепнул:- Вера

Из книги Охота за атомной бомбой: Досье КГБ №13 676 автора Чиков Владимир Матвеевич

Тюрьма Питер. В Манчестере была огромная тюрьма, рассчитанная на четыре тысячи заключенных. Заключенные спали даже в коридорах. Катастрофически не хватало места. В одной трети камер заключенные спали по трое. Камеры были опрятными. Стены возведены из огромных, очень

Из книги В сибирских лагерях. Воспоминания немецкого пленного. 1945-1946 автора Герлах Хорст

Тюрьма Поездка казалась бесконечной. Дрожа от холода, я пытался согреться, укутавшись в пальто. Оно являлось слабой защитой от холода. Мы уезжали все дальше и дальше и к полуночи въехали в другой город, незнакомый мне. В свете фар грузовика мы увидели большой дом из

Из книги История крепостей. Эволюция долговременной фортификации [с иллюстрациями] автора Яковлев Виктор Васильевич

Из книги Дочь автора Толстая Александра Львовна

Из книги Судьба императора Николая II после отречения автора Мельгунов Сергей Петрович

4. Революционная тюрьма Была в деятельности Чрез. Сл. Ком. одна сторона, остро затрагивавшая общественную честь и, судя по воспоминаниям Завадского, чрезвычайно волновавшая некоторых членов Комиссии. «Одним из наиболее бередящих душу вопросов, – вспоминал он, – для меня

Из книги Два Петербурга. Мистический путеводитель автора Попов Александр

Забытая тюрьма Говоря о петербургских тюрьмах, нельзя не упомянуть и пересыльную, сохранившуюся архитектурно, но совершенно исчезнувшую из памяти горожан. Первая официальная тюрьма появилась в Петербурге в 1706 году, это был каторжный острог, находившийся в Каторжном

Из книги Бакунин и Нечаев автора Аврич Пол

Тюрьма После их ссоры летом 1870 г., Бакунин и Нечаев никогда больше не встречались друг с другом. Нечаев уехал в Лондон, где он издавал журнал под названием «Община», в котором он требовал от Бакунина и Огарева остатки Бахметьевского фонда. После посещения Парижа накануне

Из книги Иосиф Сталин. Отец народов и его дети автора Гореславская Нелли Борисовна

Тюрьма После суда Василий, в соответствии с приговором, должен был немедленно отправиться в исправительно-трудовой лагерь. Но это рождало новую проблему. Сын Сталина – боевой офицер, только что водивший флагманский самолет на ежегодных парадах – окажется в лагере?! Как

Из книги Сыр и черви. Картина мира одного мельника жившего в XVI веке автора Гинзбург Карло

47. Тюрьма Меноккио оставался в тюрьме в Конкордии в течение почти двух лет. 18 января 1586 года его сын Заннуто подал от своего имени, от имени братьев и матери челобитную епископу Маттео Санудо и инквизитору Аквилеи и Конкордии, которым в то время был брат Эванджелиста Пелео.

Из книги ГУЛАГ автора Аппельбаум Энн

Глава 8 Тюрьма Быть может, старая тюрьма центральная Меня, несчастного, по новой ждет. Из воровской песни Арест и допросы лишали человека сил, подавляли его волю, отнимали у него способность разумно мыслить. Но и сама советская тюремная система, в которой заключенный

H. И. Нарышкина - доцент кафедры уголовно-исполнительного права Владимирского юридического института ФСИН России,

кандидат юридических наук

В средние века тюрьмы в городах-государствах Италии становятся обыденным явлением. П. Спиренбург указывает, что в статутах 37 из 81 итальянского города упоминались тюрьмы (итал. carceri) .

Известный исследователь истории становления и развития института тюрем и тюремного заключения городов средневековой Италии Г. Гелтнер указывает, что, начиная с XII в., в Венеции, бывшей, по сути, городом-государством, сложилась достаточно развернутая система тюрем, включавшая:

I. Казенные места заключения (итал. casoni), располагавшиеся в каждом из шести районов (итал. sestieri) города. Слово «casa» буквально переводится с итальянского как «дом». Соответственно, можно сказать, что это были дома заключения.

  • 2. Долговая тюрьма, находившаяся рядом с мостом Риальто и предназначавшаяся для содержания несостоятельных должников. В Венецианском уставе 1242 г. было закреплено, что должники должны первоначально, в течение 30 дней, ограничиваться в свободе передвижения центральными районами Венеции, им запрещалось пересекать мосты, отделявшие эту область от других районов города. Если в течение установленного времени должники не заплатили или нарушили границы своего пребывания и маршруты передвижения, то подвергались тюремному заключению. Это ограничение пространственной свободы представляло собой, своего рода, «открытую тюрьму» и было призвано, с одной стороны, исключить побег должника, с другой стороны, давало ему шанс заработать или найти деньги, в которых он нуждался, а с третьей - ситуация, в которой оказывался должник, быстро становилась известной его соседям, что могло усилить общественное давление на него и принудить к уплате долга, потому что невозможность погашения задолженности считалась позором в глазах общественного мнения. В Венеции, в отличие от многих других европейских государств, частные аресты должников были узаконены, но частного заключения не было . То есть кредитор мог потребовать ареста должника или арестовать его лично, но содержать его в заключении, например, в собственном доме, не мог.
  • 3. Тюремные камеры, функционировавшие внутри и вокруг Дворца дожей (итал. Palazzo Ducale), начиная с 1173 г. В течение XIII-XIV вв. были проведены дополнительные работы внутри дворца, в результате которых места заточения заняли весь первый этаж южного крыла дворца, а несколько камер были оборудованы под крышей восточного крыла для заключения женщин-еретичек, до этого содержавшихся в близлежащих монастырях. Практика монастырского заключения женщин была приостановлена в 90-х гг. XIII в. связи с тем, что многие из них были проститутками и приглашали в монастыри своих клиентов, чем вызывали возмущение монахинь. Несколько позже венецианский Совет десяти (итал. Consiglio dei Died) - орган управления Венецианской республики, основанный указом Большого совета в июне 1310г., постановил о введении в эксплуатацию (или расширении уже имеющихся) камер на верхнем этаже дворца, использовавшихся в качестве места заключения лиц, находящихся под следствием.
  • 4. Тюремные камеры в монастырях. Вообще, лишение свободы практиковалось в судебной церковной практике по отношению к заблудшим священнослужителям, начиная еще с IV в. До создания светских тюрем это было обычным явлением. Монастырское тюремное заключение применялось и по отношению к мирянам, особенно эта практика расширилась, начиная с XIII в., благодаря развитию папской инквизиции, которая часто приговаривала еретиков к тюремному заключению . Папа Бонифаций VIII в 1298 г. формально ввел тюремное заключение в церковное право, как подходящее наказание .

То есть, средневековые венецианские тюрьмы выполняли функции мест лишения свободы, предварительного заключения под стражу, как за светские преступления, так и за преступления против церкви, а также предназначались для содержания несостоятельных должников и политических противников.

Что касается организации деятельности венецианских тюрем, то Г. Гелтнер первоначально характеризует ее как полуимпровизирован- ную, соответствовавшую весьма ограниченному законодательству в данной сфере, которое, предусматривая основания тюремного заключения, мало внимания уделяло вопросам функционирования тюрем и определению конкретных сроков тюремного заключения (вплоть до начала XIV в.). Так как большинство венецианских мест заключения располагалось во Дворце дожей, то гораздо проще было привлекать для охраны заключенных дворцовую стражу, нежели создавать самостоятельные структурные подразделения, обеспечивавшие соблюдение требований режима.

Если же охранники специально назначались для надзора за поведением содержавшегося под стражей заключенного, то последний должен был сам платить им жалованье, как это было сделано в 1275 г., когда некий Симоне Стено, как клятвопреступник, был приговорен к уплате штрафа в 300 лир в течение 15 дней. Большой Совет (итал. Maggior Consiglio) - орган управления Венецианской республикой, существовавший с 1172 г., - постановил, что в случае неуплаты штрафа должным образом и в установленные сроки осужденного следует заключить в большую тюрьму (итал. maior career) Дворца дожей в целях обеспечения уплаты им долга с возложением обязанности выплачивать жалованье приставленным к нему караульным , что можно расценить как отягчающий элемент тюремного заключения несостоятельного должника.

Дож и члены Большого Совета должны были еженедельно инспектировать тюрьмы больше с целью контроля обеспечения судебной целесообразности заключения под стражу, чем с целью наблюдения за условиями содержания заключенных и поведением охранников. Позднее, в связи с закреплением в нормативных правовых актах определенных сроков тюремного заключения, разделявшегося на срочное и пожизненное (вечное), увеличением числа тюремных помещений, растущим интересом судей к условиям содержания заключенных в тюрьмах, росту их благосостояния, в том числе за счет благотворительности, изменилась система контроля за функционированием тюрем, и произошла трансформация механизма набора тюремного персонала.

Так, незадолго до 1250 г. появились «повелители ночи» («лорды ночи», «владыки ночи») - дворяне, избиравшиеся от каждого из шести районов Венеции и следившие за тем, что происходит в городе ночью. С 1297 г. «повелители ночи» должны были еженедельно посещать заключенных, что до этого входило в обязанности дожа и членов Большого Совета, ас 1321 г. были ответственны за выплату жалованья охранникам тюрем, разделявшихся на верхние и нижние.

В статуте 1339 г. впервые упоминается должность начальника или capitano нижних тюрем, вместе с которым несли службу охранники. Штат тюремного персонала насчитывал 6-8 человек, а заработная плата постепенно увеличивалась с 4 до 5 лир в месяц. Должность нотариуса была введена в штат тюрем только с 1343 г. В верхних тюрьмах, в основном использовавшихся Советом десяти для содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений, число охранников к 1398 г. составило 6 человек, по одному от каждого района города, с ежемесячным жалованьем в 13 лир.

Правовое положение заключенных средневековых венецианских тюрем характеризовалось следующими особенностями:

  • - соблюдался принцип раздельного содержания заключенных:
    • а) мужчин и женщин. Женские тюрьмы строились в Венеции, начиная с 1360-х гг.;
    • б) больных (слабых, безумных) и здоровых. В 1320-х гг. в Венеции хирург Рикобальдо бесплатно лечил заключенных, несмотря на свою бедность. В венецианских тюрьмах к 1400 г. больные заключенные обычно размещались в более удобных камерах, но не освобождались по состоянию здоровья;
    • в) осужденных преступников, должников и подследственных. Они должны были размещаться на разных этажах Дворца дожей: верхних и нижних тюрьмах. Но разделение не всегда соблюдалось на практике, несмотря на усилия судей, которые требовали в 1309 г., чтобы приговоренные к лишению свободы преступники содержались отдельно. Несмотря на законодательные усилия, власть, богатство, влияние родственников, а не тяжесть совершенного преступления влияли на размещение в тюрьмах;
  • - заключенные были освобождены от уплаты взносов и сборов за вход, выход и свое содержание в тюрьмах, независимо от социального статуса или оснований заключения под стражу;
  • - заключенные подвергались пыткам, которые активно практиковал в отношении них персонал венецианских тюрем в XIII-XIV вв.;
  • - власти Венеции, начиная с 1442 г. (вслед за Падуей, Винченце, Вероной, Равенной), назначали заключенным общественного защитника, но вообще юридическая помощь была доступна заключенным на всем протяжении конца XIII-XV вв.;
  • - власти Венеции редко освобождали заключенных по религиозным праздникам, некоторые заключенные могли вернуть себе свободу, внеся залог и предоставив обязательство явиться в суд. Также освободить из тюрьмы могли в целях борьбы с перелимитом спец- контингента. Например, чтобы освободить переполненные тюрьмы Венеции в 1331 г. Совет десяти приказал выпустить из них всех должников, находившихся в заключении больше двух лет;
  • - бедные заключенные могли получать питание за счет коммуны, прошения милостыни или благотворительности;
  • - привлечение заключенных к труду в средневековых венецианских тюрьмах осуществлялось весьма ограниченно

Дополнением мучений пытки были тюрьмы, в которых содержались жертвы обвинений в колдовстве в течение судебного следствия и также после осуждения до приведения в исполнение приговора. В этих тюрьмах их ждали, если они мужественно перенесли пытку, новые, не менее ужасные муки, продолжавшиеся иногда целые годы и доводившие их до состояния полного отчаяния, нередко до самоубийства.

В то время места заключения вообще представляли собою отвратительные вонючие дыры, где холод, сырость, мрак, грязь, голод, заразительные болезни и полное отсутствие какой бы то ни было заботливости о заключенных в короткое время превращали несчастных, попадавших туда, в калек, в психических больных, в гниющие трупы. Но тюрьмы, назначенные для ведьм, были еще ужаснее. Такие тюрьмы строились специально для ведьм, с особыми приспособлениями, рассчитанными на причинение несчастным возможно более жестоких мук. Во многих местах Германии еще и теперь можно встретить эти тюрьмы - Hexenttirme или Drudenhauser. Одного содержания в этих тюрьмах было достаточно для того, чтобы вконец потрясти и измучить попадавшую туда невинную женщину и заставить ее признаться во всевозможных преступлениях, в которых ее обвиняли.

Один из современников той эпохи следующим образом описывает внутреннее устройство этих тюрем:

«Тюрьмы помещаются в толстых, хорошо укрепленных башнях или в подвалах. В них находятся несколько толстых бревен, вращающихся около вертикального столба или винта; в этих бревнах проделаны отверстия, куда просовываются руки и ноги заключенных. Для этого бревна развинчиваются или раздвигаются, в отверстия между верхними бревнами кладутся руки, в отверстия между нижними бревнами - ноги заключенных; после чего бревна привинчиваются, прибиваются кольями или замыкаются так тесно, что заключенные не могут шевелить ни руками, ни ногами. В некоторых тюрьмах находятся деревянные или железные кресты, к концам которых крепко привязываются головы, руки и ноги заключенных, так что они должны постоянно или лежать, или стоять, или висеть, смотря по положению креста. В некоторых тюрьмах имеются толстые железные полосы с железными запястьями на концах, к которым прикрепляются руки заключенных. Так как середина этих полос цепью прикреплена к стене, то заключенные находятся всегда в одном положении.

Иногда к ногам прикрепляются еще тяжелые куски железа, так что заключенные не могут ни вытянуть ноги, ни притянуть их к себе. Иногда в стенах сделаны углубления такого размера, что в них с трудом можно сидеть, стоять или лежать; заключенные там запираются железными затворами, так что они не могут шевелиться.

В некоторых тюрьмах находились глубокие ямы, выложенные камнем и отворяющиеся вверх узкими отверстиями и крепкими дверями. В эти ямы, глубиной нередко в 15, 20 и даже 30 саженей, заключенных опускали на веревках и таким же образом их вытягивали наверх.

Во многих местах заключенные страшно страдают от холода и отмораживают себе руки и ноги, так что выпущенные на свободу они остаются на всю жизнь калеками. Некоторые находятся постоянно в темноте, никогда не видят солнечного света и не отличают дня от ночи. Не владея своими членами, они находятся в постоянном оцепенении; они лежат в собственных нечистотах хуже всякой скотины, получают плохой корм, не могут спокойно спать, мучимые заботами, мрачными мыслями, злыми снами и всякими ужасами. Так как они не могут шевелить рукой или ногой, то их страшно кусают и мучат вши, мыши, крысы и всякие другие звери. К этому присоединялись еще ругань, злые шутки и угрозы, которые заключенные ежедневно выслушивали от тюремщиков и палачей.

И так как все это продолжалось не только месяцы, но и целые годы, то люди, вступившие в тюрьму бодрыми, сильными, терпеливыми и в полном уме, становились в очень короткое время слабыми, дряхлыми, искалеченными, малодушными, безумными».

В таких тюрьмах, которые Malleus называет carceris squalores, ведьмы томились иногда долгие годы, раньше чем их приводили к допросу и пыткам. Исступленные, без сил, с расстроенным от отчаяния и тоски воображением, в страхе и смятении, они приводились на суд перед инквизиторами и подтверждали все обвинения, которые им предъявляли. Если же они упорствовали, их опять отводили в тюрьму и усиливали тяжесть содержания: связывали и заковывали в кандалы, скручивали члены так, что они цепенели, приковывали цепью к стене и т. д. и в таком состоянии их держали до возобновления пытки. Бамбергские инквизиторы рекомендуют как хорошее средство для укрощения ведьм - «das gefaltet Stiiblein» (буквально: комната в складках), которая была специально устроена в Бамбергской тюрьме для ведьм. Это была камера, пол которой состоял из острых жердей с очень узенькими промежутками между ними. В том же Бамберге одна женщина оставалась три года прикованная к цепи. Malleus рекомендует, как общее правило, выдержать упорствующих ведьм в течение целого года в тюрьме и лишь потом приступить к возобновлению пыток.

Неудивительно, что во время содержания в тюрьме многие женщины впадали в исступленное состояние, в бред, и им представлялось, что дьявол их посещает в тюрьме, говорит с ними, дает им советы, указания, имеет с ними половые сношения и т. д. Об этих посещениях они потом заявляли на допросах, и это служило новым доказательством их виновности. Часто дьявол являлся в лице тюремщиков, которые совершали над заключенными молодыми женщинами зверские насилия. Над одной 12-летней девочкой было совершено столько насилия, что ее нашли полумертвой. Это было объяснено посещением дьявола. Другие женщины впадали в состояние нечувствительности, нравственной и физической апатии и встречали мучения пытки с удивительным равнодушием, которое судьи объясняли участием дьявола, помогающего ведьме переносить без боли все страдания.

Последствием процесса было наказание - наказание во всяком случае, даже если испытания пытки не приводили обвиняемую к признанию и не оказывалось достаточных доказательств к осуждению. «Malleus malificarum» вовсе не признает оправдательных вердиктов и рекомендует держать ведьм в тюрьмах и ждать новых указаний ее виновности или перенести дело в другую инстанцию. Но даже если последовал оправдательный вердикт и подсудимую отпускали на свободу, ее положение было настолько жалкое, что многие предпочитали смерть и кончали самоубийством. Искалеченная от пыток, с разломанными членами, с болезнями от долгого пребывания в вонючей тюрьме, измученная и истерзанная всей процедурой вынесенного ею судебного следствия, она выпускалась на свободу как заподозренная и каждую минуту могла ждать нового обвинения и ареста. Часто им запрещался вход в церковь, а если разрешался, то им отводилось в церкви особое место, отделенное от других. Даже в их собственном доме среди своей семьи они должны были быть изолированы и жить в отдельной комнате. Нередко этих несчастных отталкивала собственная семья, которая боялась принять их к себе обратно - из страха навлечь на себя подозрение или вследствие того, что считали их все-таки во власти дьявола, хотя суд и оправдал их. От них сторонились, как от зачумленных, и им приходилось жить изолированно, в уединении, нищете, переходя с места на место, прося милостыню. Большею частью такая жизнь навлекала на них новые подозрения в колдовстве, и они опять попадали в тюрьму и под пытки, и на этот раз им больше свободы не возвращали.

Но оправдательные вердикты были очень редки. Большей частью пытки кончались признанием и за процессом следовала казнь. Осужденную сжигали на костре - живьем или после удушения или обезглавления. Последний вид казни считался смягчением наказания.

Практикой было принято за правило, что живьем сжигаются лишь те из ведьм, которые упорствовали и не обнаружили признаков раскаянья; по отношению же к раскаявшимся оказывалась милость, и их сжигали после предварительного удушения или отрубления головы. По этому поводу мы находим в инструкции одного суда следующее:

«В наше время, хотя многие ведьмы, дерзкие и отягченные тяжестью неверия и в забвении Бога и спасения своей души, должны быть сожжены живыми, однако почти всеми христолюбивыми судами принят милостивый обычай, что те из колдовствующих, которые отказываются от общения со злыми духами и с раскаявшимся сердцем вновь обращаются к Богу, не должны быть наказаны живыми при посредстве медленного огня, но, по нравам и обычаям местности, должны быть предварительно или задушены, или лишены головы посредством меча, и их мертвое тело, на страх всем прочим и в удостоверение доброго и правильного отправления юстиции, брошено в огонь и превращено в пепел».

Приговор суда о предании ведьмы сожжению на костре обыкновенно вывешивался на ратуше к общему сведению, с изложением подробностей выяснившегося преступления ведьмы. Иногда, вследствие особых обстоятельств, осужденной ведьме оказывалось снисхождение, которое, как выше указано, заключалось в том, что ее сжигали не живьем, а предварительно умерщвляли мечом, а только труп ее сжигали на костре. О такой милости также объявлялось особо, к всеобщему сведению, и это объявление называлось Gnadenzettel. Вот текст одного такого Gnaden-zettel:

«Хотя представшая перед судом обвиняемая, согласно приговору, присуждена за ее тяжелые преступления и прегрешения к переходу от жизни к смерти (vom Leben zum Tode) посредством огня, но наш высокочтимый и милостивый князь и господин Бамберга, из особых побуждений, пожелал оказать ей свою великую княжескую милость, а именно, чтобы первоначально она была передана от жизни к смерти посредством меча, а уже потом превращена посредством огня в пепел и в прах, с тем, однако, чтобы осужденной за ее многочисленные и тяжкие преступления сначала было причинено прижигание посредством раскаленного железа, а потом чтобы ее правая рука, которою она ужасно и нехристиански грешила, была отрублена и была затем также предана сожжению вместе с телом».

Осужденную к сожжению на костре волокли к месту исполнения казни привязанною к повозке или к хвосту лошади, лицом вниз, по всем улицам города. За нею следовала вооруженная милиция и духовенство, сопровождаемые толпою народа. Перед совершением казни прочитывался приговор. В некоторых случаях костер зажигался небольшой, с маленьким пламенем, для того, чтобы усилить мучения медленной смерти. Нередко также для усиления казни осужденным перед казнью отрубывали руки или палач во время исполнение приговора рвал накаленными щипцами куски мяса из их тела. Сожжение было более или менее мучительным в зависимости от того, гнал ли ветер удушающий дым привязанному к столбу в лицо или, наоборот, отгонял этот дым. В последнем случае осужденный медленно сгорал, вынося ужасные муки. Многие имели нравственную силу ждать молча последнего удара сердца, другие оглашали воздух душераздирающими криками. Чтобы заглушать крики несчастных, им привязывали язык и затыкали рот. Окружающая толпа слышала только треск горящего костра и монотонное пение церковного хора - пока тело несчастной превращалось в пепел…

В 1440 году в Нанте, столице герцогства Бретонского, шел процесс над Жилем де Ре, которого мы знаем под именем Синяя Борода. Он был одним из самых известных людей XV века, богатейшим человеком Бретани, бароном и маршалом Франции, принимал участие в Столетней войне. Обвиняли его в занятиях алхимией и колдовством, в том, что он заключил договор с дьяволом, и в многочисленных убийствах мальчиков.

Зачитав перед ним обвинение, ему предложили признаться во всем в присутствии судей и свидетелей. Жиль де Ре признаваться отказался и предложил, чтобы его испытали в суде каленым железом. Судьи отказали ему в этой просьбе и предложили отправить его на пытку. Тогда Жиль де Ре признался во всех преступлениях и был казнен.

«С одной стороны, этот казус достаточно прост, поскольку большинство средневековых преступников признавались в cвоих преступлениях в суде даже без применения пытки, достаточно было продемонстрировать им пыточные орудия. Но для нас он очень интересен потому, что в нем, как в капле воды, отражаются противоречия, которые были свойственны средневековой судебной процедуре».

Ольга Тогоева

Испытание, которое предложил Жиль де Ре, относилось к так называемой обвинительной процедуре, или «божьему суду». Она возникла в раннем Средневековье и до какого-то времени была принята во всех судах Западной Европы. Обвинительная — потому что ни одно дело при ней не могло начаться без наличия истца, приносящего клятву в том, что его обвинение истинно. В ответ обвиняемый имел право предложить провести испытание, которое называлось ордалией .

Ордалия могла выглядеть как очистительная клятва в том, что он невиновен, принесенная на Библии. Если по каким-то причинам обвиняемый не мог принести такую клятву, он мог предложить так называемую одностороннюю ордалию, которая проводилась при помощи каленого железа (человек держал в руке раскаленный брусок железа), холодной воды (человек должен был выпить определенное количество холодной воды и не захлебнуться), так называемого плаванья (человека бросали в воду и смотрели, утонет он или нет) и так далее. Кроме того, существовала двусторонняя ордалия, когда обвиняемый вызывал своего обвинителя на судебный поединок либо они оба выдвигали своих представителей.

Существовали также специфические ордалии, которые назывались божественными: например, когда человека вешали, обрывалась веревка, или не находилась лестница, или чудесным образом открывались двери тюрьмы, или какая-нибудь девица выступала вперед из толпы и говорила: «Я хочу этого обвиняемого себе в мужья», в таком случае судьи были обязаны отдать ей этого преступника.

«Проблема заключалась в том, что при всех этих ордалиях судьи выступали лишь свидетелями высшей воли. Главным судьей был Господь. Это он давал людям знать, виновен или невиновен тот или иной человек. Судьям оставалось лишь это засвидетельствовать. И конечно, в какой-то момент эта ситуация перестала их устраивать».

Ольга Тогоева

Причин, по которым начали происходить изменения в судебной сфере, несколько: это рост населения, в результате которого возникала необходимость в мощных судебных органах, изменение позиции правителя, низкая раскрываемость преступлений при обвинительной процедуре. Кроме того, к XII веку в Западной Европе образовалось огромное количество еретических сект, с членами которых бороться с помощью обвинительной процедуры было невозможно. Наконец, в XI-XII веках в Западной Европе активно стали вспоминать о римском праве, из которого в результате и была заимствована новая процедура.

Она называлась инквизиционной. Теперь судья мог возбуждать дело, основываясь на собственных подозрениях, и, таким образом, становился главным оппонентом обвиняемого: он мог провести допрос и применить пытку.

«Новая процедура дала судьям огромные полномочия, но она также способствовала развитию многих других правовых институтов. Адвокаты, прокуроры, развитие делопроизводства, развитие самих тюрем — все это было связано с рождением новой инквизиционной процедуры».

Ольга Тогоева

Этот переход от обвинительной к инквизиционной процедуре в современной истории права называют инквизиционной революцией.

Конечно, далеко не все считали, что новая процедура хороша: для многих высшим судией все равно оставался Христос. Именно такую позицию занимал Жиль де Ре, предложивший провести ордалию каленым железом. Но для его судей новая процедура была уже нормой. Этот казус демонстрирует, насколько живучими были старые правовые нормы, несмотря на то что уже была официально введена новая процедура. 

Конспект

В 1429 году, во время Столетней войны, на исторической сцене появилась Жанна д’Арк. Она воевала на стороне французского короля Карла VII и провела несколько удачных военных кампаний, но в 1430 году оказалась в плену у герцога Бургундского, и тот продал ее англичанам.

Ее судили в 1431 году в Руане, в Нормандии. Сначала судьи попытались представить Жанну ведьмой, но у них не хватило информации о ней и о ее жизни. Тогда они попытались обвинить ее в ереси и начали задавать вопросы, ответить на которые мог только человек, получивший серьезное богословское образование. Жанна не умела ни читать, ни писать, ее познания в вере были крайне отрывочны, поэтому, как только речь пошла о трактовке христианских догматов, она начала делать ошибки. В частности, она сказала, что во всех своих деяниях подчиняется напрямую Иисусу Христу, а не Церкви, которая находится на Земле и во главе которой стоит папа римский. С точки зрения теологов XV века это была чистая ересь, и клерк суда записал на полях материалов допроса свой комментарий — «Смертельный ответ» (responsio mortifera). Ответом она подписала себе смертный приговор.

«Если бы Жанну судили в соответствии со старой обвинительной процедурой , судьи никогда не смогли бы приговорить ее к смерти, потому что они никогда бы не узнали о том, насколько ее личные взгляды расходятся с официальной позицией Церкви. Но они использовали инквизиционную процедуру и смогли услышать ее собственное мнение по вопросам веры, и поэтому смогли составить приговор».

Ольга Тогоева

К XII веку в Европе были разработаны христианские догматы, которые оказались приемлемыми не для всего населения Западной Европы. Это привело к возникновению разнообразных еретических движений, которые оспаривали те или иные из догм: прежде всего, что папа римский стоит во главе христианской церкви. В XII веке в их власти оказались целые графства, герцогства (особенно на севере Италии и на юге Франции) и даже страны.
Для преследования членов еретических сект необходимо было выяснить, как люди представляют себе религиозные вопросы, что думают о христианских догматах, часто ли ходят в церковь, как исповедуются, и тому подобные вещи.

«Старая обвинительная процедура не годилась для подобных целей просто потому, что она не требовала признания обвиняемого.
И поэтому был произведен переход к инквизиционной процедуре, заимствованной из римского права, в которой признание обвиняемого являлось главным доказательством его вины. Именно церковные суды впервые вводят подобную процедуру следствия».

Ольга Тогоева

Сначала была создана так называемая епископская инквизиция. Каждый епископ должен был следить за всеми отклонениями от истинной веры в области, находившейся в его подчинении. Для этого два раза в год он должен был объезжать все города своего диоцеза и исповедовать прихожан.
В 1215 году на IV Латеранском соборе было принято решение о том, что каждый христианин обязан исповедоваться раз в году. Эта мера очень помогла церковным судам, потому что поставила преследование ересей практически на поток.

«Этим дело в реформации инквизиции не ограничилось. Церковные власти понимали, что епископы не справляются с возложенной на них миссией, не успевают отслеживать всех еретиков. И в связи с этим была создана настоящая инквизиция, та, которую мы знаем по разным источникам: миссия преследования ереси была возложена на два странствующих ордена — доминиканцев, в помощь которым были даны францисканцы. Они были подотчетны только папе римскому».

Ольга Тогоева

Между тем популярной она была далеко не во всех регионах Западной Европы. На севере Франции даже церковные власти считали вмешательство инквизиции в свои дела недопустимым. Первый инквизитор, отправленный в немецкие земли, был убит местными жителями. В Венеции инквизиторов использовали для преследования политических изменников, в Неаполе местные власти никак не могли решить споры с папой римским и регулярно изгоняли из города инквизиционные власти. В Англии влияние инквизиции тоже было минимальным.

Своего расцвета инквизиция достигла на Пиренейском полуострове. Произошло это в XV веке, когда Арагон и Кастилия объединились под властью Изабеллы и Фердинанда. Ее возглавил духовник королевы Торквемада. На этом посту он оставался 20 лет и за это время создал очень жестко организованную систему с центральным судом в Мадриде и местными судами в разных провинциях, которые очень жестко подчинялись друг другу и находились в постоянном контакте. За время его жизни в Испании, по приблизительным оценкам современных историков, были казнены 9 тысяч человек, а еще 20 тысяч бежали из Пиренеев в другие страны.

В 1908 году папа Пий X переименовал инквизиционное ведомство в Верховную священную конгрегацию Святой канцелярии, а в 1965 году Священная конгрегация была переименована в Конгрегацию доктрины веры . 

Конспект

Реймс — особенный город в средневековой французской истории. Именно здесь, в Реймском соборе, архиепископы короновали французских королей, и здесь же, в аббатстве Святого Ремигия, хранилась ампула со святым елеем, которым королей мазали на царствие. Это приводило к тому, что аббатство с архиепископом постоянно спорили о том, кто из них главнее, в том числе в вопросах о том, кто кого может судить, за какие преступления и на какой территории. Монахи, особенно заинтересованные в постоянном муссировании этого вопроса, в документах постоянно упоминали, что у них есть определенные атрибуты суда, а значит, они тоже могут выносить приговоры и вершить суд.

«Они безмерно бахвалились тем, что у них имеется особое место для заседаний — красивый и значительный зал, где с давних пор обычно собираются старшина и шателены аббатства. Точно так же предметом их гордости являлась добротная тюрьма, запирающаяся на замок. Ну и в дополнение ко всему этому у аббатства еще имелся позорный столб, который был красивый и значительный, что придавало их судебной власти особый вес. Единственное, чего у них для полного счастья не было, — это была виселица, потому что право приводить смертные приговоры в исполнение в Реймсе принадлежало только архиепископу».

Ольга Тогоева

О средневековых тюрьмах мы знаем очень немного. Нам известно, например, что с возникновением городов в качестве тюрем стали использовать городские стены, башни и подземелья. В судебных документах Руана часто упоминаются побеги преступников через окна, и только в 1432 году появляется запись о том, что в тюрьме поставили железные решетки и придумали ставить в камеры железные клетки для преступников. Такая клетка была изготовлена,
в частности, для Жанны д’Арк.

Королевская тюрьма в Париже называлась Шатле. Тюремное заключение было платным: заключенные оплачивали постель, собственные оковы и еду, бесплатно им полагались только вода и хлеб. Мужчин и женщин там пытались держать в разных помещениях, но тюрьма была настолько переполнена, что королевским судьям не удавалось даже подельников по одному делу развести в разные камеры, они часто тоже сидели вместе.

Кое-что о средневековой тюрьме мы можем узнать из воспоминаний заключенных, самый известный из которых — французский поэт Франсуа Вийон, по меньшей мере дважды сидевший в тюрьме и написавший поэму «Вопрос к тюремному надзирателю».

«Слова Вийона ничего не говорят нам о том, как была устроена его камера. В лучшем случае мы понимаем, как ему плохо было там сидеть: ему было тяжело, страшно; плохая вода, сырость. В общем, отвратительные условия. И вот этот перевод из конкретного содержания в риторический пласт, в описание своих чувств — он характерен для практически любого средневекового источника. Вспоминая о тех же самых монахах из аббатства Святого Ремигия, мы понимаем, что и они свою тюрьму, которой так гордились, описывают точно так же. Они не пишут, как она была устроена и в каком здании находилась. Они говорят лишь о том, что она была добротная. То есть для них это было самым главным».

Ольга Тогоева

Здание суда в Средние века было большой редкостью. Суд происходил в самых разнообразных местах, и далеко не всегда под крышей. Часто (особенно в раннее Средневековье, но и позднее) суд происходил около какого-нибудь значимого объекта — например, дерева или камня, которые нагружались специфической правовой символикой. Камни в Средние века у многих народов являлись местом принесения клятвы. Один из самых ранних судебных советов, исландский альтинг, был впервые собран в 930 году именно на камне — на Скале закона. Дерево, которое мы периодически наблюдаем на средневековых миниатюрах в качестве атрибута суда, было особенно популярно во Франции, Фландрии и Германии. Будучи объединенными в одно, они превращались в колонну правосудия — распространенный вариант в Германии и Лотарингии.

Затем место для судебных заседаний стали выгораживать с помощью деревянного заборчика, и только самым последним этапом стал перенос суда в помещение: сначала во дворец правителя, с отдельной залой для судебных нужд, а затем и в отдельные строения, которые назывались «аудитория» или «павильон». Обычно эти здания были двухэтажными: на первом этаже могли быть торговые ряды, выручка которых шла на поддержание судебных органов.

«Впрочем, в Средние века подобных зданий было очень мало.
И поэтому, возвращаясь к истории монахов из Реймса, нужно сказать, что им очень повезло, что у них была и тюрьма, и отдельное судебное здание. Ну а то, что им не хватало виселицы, я думаю, они как-нибудь пережили».

Ольга Тогоева

Конспект

В Государственном Эрмитаже в Санкт-Петербурге есть картина неизвестного автора, на которой изображен Христос на Страшном суде с предстоящими Марией и Иоанном Крестителем, выполненная в Северной Германии в XV веке. Мы знаем, что написана она была для городской ратуши, то есть висела в зале суда за спинами судей.

«Иисус Христос — центральная фигура правовой метафорики Средних веков. К нему отсылается практически вся символика светского судопроизводства, и тем самым подчеркивается мысль о том, что светское судопроизводство опирается на религиозные идеи. <...> Иисус Христос, вершащий Страшный суд, — это именно тот образ, на который нужно ориентироваться земным судьям в их повседневной судебной практике. Таким образом, Христос предстает перед нами в образе идеального судьи».

Ольга Тогоева

Таких изображений распятия или Христа на Страшном суде, предназначавшихся для судов, до наших дней дошло довольно много, и происходят они из самых разных точек Западной Европы.

На картине из Эрмитажа можно увидеть символы, которые делают из Христа идеального судью. Это прежде всего лилия, символизирующая милосердие, и меч, который символизирует справедливость. Но кроме этого, на картине изображены орудия Страстей Христовых: собственно распятие, а также гвозди, копье, терновый венец и плеть.

«Эти предметы применительно к фигуре Иисуса Христа не символизируют его как идеального судью. Напротив, они напоминают смотрящему совершенно о другой ипостаси Христа — это Христос как идеальный преступник. Таким образом, с фигурой Господа оказывается связана не только метафора суда как института. Изображение Страшного суда должно напоминать и о том, что коллеги средневековых судей, которые судили Христа, допустили ошибку. Это была первая судебная ошибка в истории христианского судопроизводства — суд над самим Христом, несправедливый приговор и казнь».

Ольга Тогоева

Для понимания этой символики очень важна средневековая теологическая концепция, которая называется доктрина искупления. Она развивалась в Западной Европе примерно с VIII века. Подробно ее начал разрабатывать
в XI веке выдающийся английский теолог Ансельм Кентерберийский. Он писал о том, что начиная с Адама человечество из-за своих грехов пришло в такое состояние, что только жертва Христа могла предоставить людям еще один шанс на спасение. В XIII веке доктрина искупления получила свое логическое завершение в трудах наиболее авторитетного средневекового теолога Фомы Аквинского, который писал, что Христос добровольно принес себя в жертву человечеству и эта жертва была необходима как самому Христу, так и всем людям.

«Из этой доктрины вытекал такой интересный вывод: если Христос принес себя в жертву ради людей, то люди должны не только об этом всегда помнить и быть ему за это благодарны, но и вести себя точно так же, если попадут в такую же ситуацию. То есть если они предстанут перед судом, они должны стать такими же идеальными преступниками, каким был Христос».

Ольга Тогоева

В связи с развитием этой метафоры Иисуса Христа как идеального преступника в средневековом искусстве получает большое развитие очень специфический сюжет «Ecce homo» — «Се человек». После суда Пилата Христа выводят на крыльцо и предъявляют народу в качестве преступника со словами: «Вот смотрите, се человек, это преступник, которого мы осудили».
На средневековых изображениях эта тема очень часто присутствует как бы в двух планах: на крыльце стоит сам Иисус Христос, а уровнем ниже, на земле, на всеобщее обозрение выставлены средневековые преступники. Таким образом, в одной картине совмещаются библейский план и план средневековой повседневной жизни.

Еще один сюжет, получающий развитие в средневековом искусстве, — Голгофа, на которой виселица, эшафот, любые средневековые орудия наказания соседствуют с орудиями Страстей Христовых: это то же самое копье, плеть, терновый венец, губка и все остальные атрибуты, которые нам знакомы по Евангелию.

На этом религиозная метафорика светского средневекового судопроизводства не заканчивается. Сам преступник в светских судебных документах именуется грешником: он совершает не преступление, а грех. Судья на пытке узнает
о совершенных преступлениях так же, как священник на исповеди узнает
у согрешившего о его проступках. Поэтому и исповедь, и пытка называются «лекарством». И грешника, и преступника, не покаявшегося или не признавшегося в своих преступлениях, церковные и светские власти в символическом плане воспринимают как мертвеца.

А прямо перед казнью, прежде чем повесить человека или отрубить ему голову, его вещи делят между собой палач и тюремщик, так же как вещи Христа были поделены под его распятием. 

Конспект

«Средневековое правосудие знало самые разные варианты наказаний за преступления. Какие-то из этих наказаний были заимствованы из Античности, из Рима и даже из Греции. Какие-то явились продуктом средневековой культуры. Но одно оставалось абсолютно неизменным: всю систему наказаний в этот период отличала исключительная зрелищность, которая во многом сохранилась и позднее, уже в Новое и даже в Новейшее время».

Ольга Тогоева

В 1610 году в Париже казнили убийцу французского короля Генриха IV Франсуа Равальяка. Равальяк был цареубийцей, и для него разработали целый ритуал наказаний, которые были в один и тот же день последовательно приведены в исполнение. Прежде всего Равальяк был приговорен к публичному покаянию: его провели по улицам Парижа. Затем ему отрубили кисть руки, которой он нанес смертельный удар. Затем ему разорвали тело щипцами, потом четвертовали. В конце концов его останки были сожжены, чтобы от этого человека не осталось даже костей. Дом, в котором родился Равальяк, был снесен, и его владельцу была выплачена компенсация, с тем чтобы на этом месте больше никогда ничего не строилось. Родителей Равальяка изгнали из Франции, а прочие родственники должны были сменить фамилию, чтобы она не оставалась в памяти людей.

У людей Средневековья было не очень много развлечений, и публичную казнь они воспринимали как выступление фокусников или жонглеров. Судебные власти в какой-то степени этим пользовались. Например, они никогда не меняли место казни и маршрут, по которому к нему шел преступник. Услышав звуки барабанов или труб или голос глашатая, люди точно знали, куда бежать.

Властям нужно было донести до рядовых членов общества свою идею о преступлении и наказании, показать, что этот человек виновен в этом преступлении и поэтому приговорен вот к этому наказанию. Поэтому в Средние века очень долго жил принцип талиона, заимствованный еще из римского права: за преступление назначалось наказание, максимально воспроизводящее само преступление. Если человек совершал воровство, ему отрубали руку. То же могли сделать с убийцей. Если человек был фальшивомонетчиком, его заживо варили в котле, имитируя расплавленный металл, из которого этот человек отливал монеты. Если человек богохульствовал или оскорблял кого-то, то ему могли отрезать язык.

Рядовым жителям Западной Европы была хорошо известна эта зависимость между преступлением и наказанием. Но для того чтобы донести эту информацию, судьи использовали и дополнительные способы. В частности, очень часто около места казни или экзекуции устанавливались поясняющие таблички — конечно, рассчитанные только на тех, кто умел читать. Кроме того, глашатаи могли объявлять состав преступления. На еретиков надевали митры — головные уборы из пергамента, на которых писали состав преступления. Митры были в том числе на головах Яна Гуса и Жанны д’Арк.

К судебным чиновникам, признанным виновными в превышении должностных полномочий (обычно это вынесение несправедливого приговора, по которому человек был повешен), применяли публичное покаяние.

«В этом случае чиновник должен был лично, в окружении толпы, голым (как сообщают нам судебные документы, но не в том смысле, который вкладываем в это слово мы, а, скажем, босым, без пояса, без верхней одежды, в нательной рубахе или в подштанниках) дойти пешком до виселицы, где висел труп его жертвы, снять этот труп с виселицы, поцеловать его в губы, обнять и на руках отнести в церковь, где присутствовать при отпевании и затем при похоронах этой невинно осужденной жертвы. Если труп был уже в состоянии полного разложения, допускалось изготовление манекена, с которым и производились все последующие манипуляции».

Ольга Тогоева

Публичное покаяние применялось в качестве наказания за должностные преступления и к другим категориям населения: представитель знати должен был нести на плечах живую собаку, ремесленник — орудие своего труда, крестьянин — какие-то сельскохозяйственные орудия, а священники очень часто несли в руках книгу.

Любовники приговаривались бежать по улицам города с привязанной к их гениталиям веревкой.

Казнь политических преступников, обвиняющихся в изменах и заговорах, могла занимать до нескольких дней: символически она длилась вечно. Преступника нельзя было похоронить, он должен был исчезнуть с лица земли. В некоторых случаях труп должен был разложиться на виселице, его нельзя было снять. Иногда труп расчленяли и развешивали на разных виселицах по разным городам в назидание городским жителям или пришлым крестьянам.

До XVIII века знатным людям предназначались другие казни, чем простолюдинам. Это изменилось только в период Французской революции и после нее, когда повсеместно стала использоваться гильотина (существовавшая в разных европейских странах уже в XVI веке). Кроме того, с внедрением гильотины смертная казнь превратилась в абсолютно механизированную процедуру: палач был заменен машиной. В XIX веке сюда добавилось понимание того, что казнь через гильотину безболезненна.

Последняя публичная казнь была проведена в Версале в 1939 году. Спустя неделю под давлением общественности публичные казни сошли на нет. 

Конспект

«Когда мы рассуждаем об истории права и судопроизводства, к какой бы эпохе эти рассуждения ни относились, мы подразумеваем, что всегда существует некая надличностная система подавления и контроля, которая существовала изначально. На самом деле это глубокое заблуждение. И к эпохе Средневековья, и, в общем, к новой истории, и к новейшей истории это не всегда применимо, потому что во все периоды жизни общества происходили ситуации, когда люди — простые обыватели, не представители власти — считали возможным вмешаться в процесс судопроизводства».

Ольга Тогоева

В качестве примера можно привести известную историю любви Абеляра и Элоизы. Дело происходило во Франции в XII веке. Абеляр — один из наиболее выдающихся средневековых мыслителей — прославился богословскими трудами и публичными выступлениями, будучи довольно молодым человеком. В 1117 году, когда ему было 38 лет, он познакомился с Элоизой, 17-летней девушкой (ее дядя Фульбер, каноник Парижского университета, пригласил Абеляра к ней в качестве преподавателя).

В конце концов они стали близки, и Элоиза забеременела. Абеляр собирался продолжать церковную карьеру и не имел права жениться, и они заключили брак, который все родственники Элоизы пообещали хранить в тайне. Тайну они не сдержали, о недостойном поведении Абеляра стало известно в Париже, и ему был закрыт путь наверх по церковной иерархии. Тем не менее Элоиза не стала жить с Абеляром и вернулась в дом своего дяди. Ее родственники посчитали это недопустимым, и ночью они ворвались в дом Абеляра и насильно его оскопили: по его собственным словам, «они изуродовали те части моего тела, которыми я свершил то, на что они жаловались».

«С одной стороны, они вели себя неправильно: согласно неписаным нормам они не могли его кастрировать, потому что официально он был ее мужем. С другой стороны, мы наблюдаем этот самый парадокс средневековой правовой культуры, когда простые люди, не представители судебной власти, берут дело в свои руки и вершат самосуд. Родственники Элоизы мстили не столько за поруганную честь девушки, сколько за честь всей семьи, и в том числе за свое мужское достоинство. Это очень интересный феномен средневековой жизни, когда позор женщины оборачивается уроном, нанесенным мужчинам ее семьи».

Ольга Тогоева

Подобное вмешательство обывателей в судопроизводство мы наблюдаем и в других сферах средневековой жизни. Так, ордалии созерцали не только судебные чиновники, но и зрители, которые тоже становились свидетелями решения, вынесенного Господом. Известны случаи, когда люди отбивали преступника, которого вели на казнь, потому что считали приговор неправильным. Так, в 1406 году во французском городке Сен-Кантен приговоренный к казни мелкий воришка по дороге к эшафоту начал кричать, что он клирик. Казнить клириков было нельзя: их должна была судить церковь и приговорить их можно было только к тюремному сроку, поэтому собравшаяся толпа отбила этого человека у судебных чиновников. Кроме того, посторонние люди могли решить спор между двумя конфликтующими сторонами или стать свидетелями при заключении мирного договора.

Но нагляднее всего подобные случаи самосуда проявляются в ситуациях, когда преступление было совершено на сексуальной почве, то есть, как и в случае с Элоизой и Абеляром, речь шла о чести семьи. Обманутый муж мог кастрировать любовника своей супруги и быть помилованным: поскольку преступление жены оскорбляло его достоинство, его действия признавались законными. В случае, если соседи считали, что муж не наказывает свою жену и ее любовника как должно, наказание мог понести сам муж: его усаживали задом наперед на осла, так, чтобы он держался руками за хвост животного, и в таком виде катали по улицам города. Этот обычай существовал во всей Западной Европе и никогда не преследовался судебными властями; они вмешивались, только если муж и жена затевали драку с соседями, не желая участвовать в прогулке на осле. Тогда чиновники могли вмешаться и присудить супругам штраф.

«Таким образом, мы понимаем, что в Средние века не только судебные власти вершили правосудие, но и самые рядовые граждане могли исполнить некий ритуал, который не описывался ни в каких судебных документах нормативного характера, но был освещен традицией, и эта традиция всегда преобладала в отношениях между человеком и государством».

Ольга Тогоева

Чтобы понять, насколько уголовно-исполнительная система средневековой Европы отличалась от того, что мы видим в местах лишения свободы сегодня, достаточно обратиться к классическому труду француза «Надзирать и наказывать». Средневековое наказание было по определению телесным и подразумевало изощренные пытки и казни. Кравшим золотые монеты из королевской казны не назначали домашний арест, а отрубали руки и варили в огромных котлах. Закон, как и все средневековое государство, представлялся продолжением сакрального «тела короля», поэтому его нарушителя неминуемо ждал симметричный ответ - физическое страдание и страшное уродство.

Люди с отрезанными ушами и вырванными ноздрями наводняли городские криминальные гетто. В 1525 году в Меце прядильщик Жан Леклер был осужден за то, что опрокидывал статуи святых: калеными клещами ему вытягивали из суставов руки, отрезали кисть, оторвали нос, а затем сожгли на медленном огне. Обвиняемых часто «проверяли» огнем: считалось, что вынести пытки человек может лишь благодаря божественному вмешательству, которое является очевидным знаком его невиновности. Чудесное спасение означало полное оправдание - правда, извинялись за ошибку перед оправданными редко.

Казнь и пытки служили не только наказанию осужденных. Судилища развлекали чёрный люд наравне с городскими ярмарками, театральными представлениями и красочными карнавалами. Гораздо позже придет осознание, что публичные экзекуции не отвращают людей от преступлений, а, наоборот, ожесточают общество.

Логично, что с трупами преступников и вовсе не церемонились. В средневековой Европе отношение к смерти было простым. Не существовало хосписов, больниц и моргов: люди умирали в семье, дома, на глазах своих близких, а иногда и просто на улице. Смерти вокруг было много, и относились к ней соответственно - как к элементу частной жизни и быта. Людей хоронили в общих могилах, подолгу хранили разлагающиеся трупы в ожидании хорошей погоды для погребения, эксгумировали для перезахоронения. Что уж говорить о телах преступников?

Их трупы могли не один месяц оставаться на месте казни, демонстрируя горожанам прямое действие закона. В 1660 году после казни цареубийц, причастных к смерти Карла I, мемуарист Джон Ивлин писал: «Я не видел самой расправы, но встретил их останки, - изуродованные, изрубленные, зловонные - когда их везли прочь от виселицы в корзинах на салазках». Головы казненных висели на мосту через Темзу и украшали городские стены Парижа.

Тела преступников палачи нередко отдавали в анатомические театры, где их публично вскрывали врачи в парадных одеяниях. Публика приходила на такие представления целыми семьями - медик, как цирковой фокусник, извлекал внутренние органы и раскладывал их перед зачарованными зрителями. Трупы преступивших закон превращались в наглядные пособия для студентов и художников, но кроме того - были весьма востребованы ведьмами и колдунами, которые варили из них снадобья и изготовляли талисманы. Кости арестантов шли на производство «лечебных» порошков и мазей. Из волос делались парики, а из человеческого жира - парфюмерные композиции. Доктор Сорбонны, историк парфюмерии Анник Ле Герер приводит в своей книге «Ароматы Версаля в ХVII-XVIII веках» рецепт некоего Кроллиуса, ученика великого алхимика и врача Парацельса, который советовал для усиления композиции непременно использовать тело умершего насильственной смертью рыжего молодого человека. Французский химик и фармацевт XVII века Николя Лефевр рекомендовал своим ученикам использовать для приготовления лекарств мясо молодых казненных арестантов. В европейских городах существовали целые рынки по продаже и перепродаже трупов казненных.

Невостребованные же рынком мертвые тела быстро предавали земле далеко за оградами городских кладбищ. Хоронили в общих могилах и, конечно, без каких-либо памятников. В одной земле с благочестивыми христианами преступникам лежать было нельзя.

Казнь, тюрьма и похороны в России - от средневековой Руси до 1917 года

Несмотря на все споры о том, является ли Россия Европой или нет, человек, попавший в средневековую Русь, отметил бы полное сходство - по крайней мере, в части отношения к преступнику и его телу. Разбойников, воров и прочих «лихих людей» на Руси так же варили в котлах, сжигали и сажали на кол, а тела использовали для устрашения народа и прочих бытовых нужд. Причем, по мнению ряда историков, смертная казнь пришла на Русь из Византийской империи.

Псковская судная грамота 1467 года называет пять преступлений, за которые обвиняемому грозит смерть: храмская татьба (кража из церкви), коневая татьба (конокрадство), переветничество (измена), зажигательство (поджог) и кража, совершенная в третий раз. На деле же смертная казнь применялась куда шире. По Судебнику 1497 года смерти подлежали «ведомые лихие люди», убийцы своего господина, изменники, «предатели городов», церковные и городовые шаши (воры), зажигатели, сделавшие ложный донос ябедники. В Уложении царя Алексея Михайловича (1649 год) упоминаются уже около 60 преступлений, каравшихся смертью.

Справедливости ради стоит сказать, что смертная казнь на Руси долгое время оставалась явлением менее распространенным, чем в Европе. Действовала система штрафов - откупа. Существовало и подобие тюрьмы, больше похожее на срубную могилу - в земле выкапывали яму, стены обкладывали деревом, сверху водружалась миниатюрная домовая крыша. Там арестанты ожидали суда и наказания. Именно в таком земляном срубе несколько лет продержали знаменитого старообрядческого святого протопопа Аввакума - правда, позже проповедника в том же срубе и сожгли.

В земляных ямах арестанты часто погибали от недостатка воздуха, холода или отравления собственными нечистотами. Со временем функции тюрем все чаще отходили к башням и темницам .

Тела лихих людей могли подолгу оставаться на месте казни. До нас дошла датированная 2 августа 1696 года грамота новоторжскому воеводе с выговором за то, что он не снял с виселиц два трупа преступников, повешенных 18 июня. В 1610 году березовский воевода лишь через три года после повешения по просьбе родни казненных запросил в Москве разрешения снять с виселицы тела бунтовщиков-остяков.

Примечательна история казни и сожжения трупа Емельяна Пугачева. Его сначала обезглавили, а потом четвертовали, и части тела выставили на публичное обозрение. Именно в этой последовательности проявлялся гуманизм императрицы Екатерины II - убить, и лишь затем расчленить уже бесчувственное тело: для сравнения, Степану Разину отрубили сперва руки, а после -голову. Чуть позже все останки Пугачева сожгли, а прах его развеяли. Тела часто сжигали вместе с эшафотом, на котором совершалась казнь; часто казнь через применялась к людям, совершившим религиозное преступление. Уничтожение тела имело догматический смысл: преступник лишался шанса на воскресение, а значит - и жизнь вечную. Некоторые тела скармливали собакам.

Обычно же трупы заключенных из острогов отвозили в «убогие дома» на краю города и хоронили вместе с умершими без покаяния, отступниками и самоубийцами. Хоронили в один день, скопом, всех сразу. Как правило, погребение совершалось в Троицкий четверг после общей панихиды. На службе присутствовал и кто-то из власть имущих - следил, чтобы преступников не похоронили случайно близко к церкви. Трупы накапливались в огромных количествах; так было до тех пор, пока однажды, проезжая мимо московской Божедомки (ныне улица Достоевского), царица Елизавета Петровна не почувствовала жуткий смрад и не приказала отменить единый день похорон для преступников.

Смертная казнь получила особо широкое распространение при Петре I - но после него этот вид наказания постепенно выходит из употребления. Уже через сто лет, при Александре I, в год казнили не более 80 человек на всю огромную Российскую империю. Наказание в виде смерти назначали в самых крайних случаях, когда речь шла о посягательстве на власть. Самыми массовыми и громкими казнями XIX века стали повешение декабристов и народовольцев-террористов.

Место погребения казненных декабристов неизвестно. Петербургская молва гласила, что их или утопили в холодных водах Финского залива, или же тайно похоронили на пустынном острове Голодай. Известно, что Екатерина Бибикова, сестра казненного декабриста Сергея Муравьева-Апостола, просила отдать ей тело брата, но Николай I ответил решительным отказом. Городские легенды до сих пор связывают остров Голодай с повешенными декабристами.

Тела народовольцев ожидала несколько лучшая участь. Их часто хоронили на старом Преображенском кладбище. Правда, хоронили тайно. Вот что смотритель кладбища Валериан Григорьевич Саговский рассказывал о похоронах казненных первомартовцев - заговорщиков, подготовивших и исполнивших покушение на Александра II 1 марта 1881 года: «Накануне казни 2 апреля 1881 года ко мне на кладбище явился пристав Александро-Невской части города Петербурга с каким-то штатским господином и приказал спешно приготовить в отдаленном углу кладбища общую могилу для пяти гробов. Документ на эту могилу он обещал доставить завтра. В дальнем углу кладбища на пустыре могильщики в тот же день вырыли глубокую яму… Он сообщил мне, что привезли для похорон пять гробов с цареубийцами, которых казнили в Петербурге, на Семеновском плацу. Я привычен к похоронным делам. Но тут по моему телу пробежали мурашки. Мне не приходилось хоронить казненных и при том с соблюдением такой таинственности и без всяких похоронных обрядов… Привезли ящики с телами казненных к могиле и стали спускать. Ящики до того были плохи, так наскоро сбиты, что некоторые из них тут же поломались. Разломался ящик, в котором лежало тело Софьи Перовской. Одета она была в тиковое платье, в то самое, в котором ее вешали, в ватную кофту». На этом же кладбище (после революции его переименуют в Кладбище памяти 9-го января - в честь погребенных здесь же жертв Кровавого воскресенья) хоронили заточенных в Трубецком бастионе Петропавловской крепости и других умерших в застенках революционеров. Могилы их неизвестны; в литературе указывается лишь приблизительное место захоронения.

Впрочем, отголоски средневековых практик, в которых тела казненных и после смерти служили устрашению живых, еще слышны: в 1878 году одесского народовольца Ивана Ковальского, расстрелянного за вооруженное сопротивление при задержании, похоронили на военном плацу. «Войска с музыкой промаршировали по могиле», - писала о его похоронах подпольная газета того времени.

Но уже в конце XIX века похороны политзаключенных в многочисленные демонстрации, причем не только в крупных городах, но и в Сибири, куда массово ссылали неудавшихся революционеров. Подобные акции стали прообразом «красных похорон», обряда, который возникнет в первые годы после революции: покойника наряжали в алую рубаху, а приходившие проститься с ним выступали рядом с гробом с пламенными речами.

Смерть в ГУЛАГе: мерзлая земля

Неправда, что холодный и страшный ГУЛАГ начинался за несколько тысяч километров от Москвы. Островки «архипелага» были и в пределах современного Третьего транспортного кольца. Небольшие лагеря открывались в бывших монастырях в городской черте - например, на Ленинских горах, где труд заключенных использовался на стройках.

Умирали заключенные часто. Несмотря на официально невысокий процент смертности (от 0,5 % до 20% в годы войны), умерших было на порядок больше, о чем свидетельствуют воспоминания бывших осужденных и их дневники, в которых огромное внимание уделяется борьбе за выживание - каждодневным проблемам, встающим перед зэка - и лишь мимоходом говорится том, как они уходили из жизни. Смерти было настолько много, что она стала обыденностью.

Читая дневники, обнаруженные нами в архивах центра «Мемориал», понимаешь: похороны в ГУЛАГе рассматривались как утилизация отходов. Покойника полностью раздевали еще в морге, прикрепляли к трупу бирку с номером заключенного, фамилия не указывалась. «Дежурный вахтер сверял направление для выноса трупа в зону с сопроводительными документами. Затем брал тяжелый молоток на длинной деревянной ручке и с силой бил покойника по голове со словами: "Это тебе последняя печать на лоб, чтобы живого никого за зону не вынесли"». (Фонд ПЦ «Мемориал», Гурский, Ф.2, ОП.3, Д.18)

Труп воспринимался как лишняя проблема для лагерной администрации. На его утилизацию нужны трудовые ресурсы, которых постоянно не хватает. Труп создает опасность инфекционных болезней. Труп не работает и не выполняет норму. «В условиях вечной мерзлоты для похорон необходим был аммонал, чтобы взорвать почву для ям. Администрация прииска аммонал не давала, мотивируя это тем, что аммонал нужен для производственных целей. А не для захоронений. Но администрация лагеря протестовала, требуя аммонал для захоронений. В итоге его дали, но очень мало совсем. Из-за этого и из-за халатности бригады, которая занималась похоронами, ямы для захоронений были очень маленькие. И весной обнаружилась страшная картина: во многих местах из-под снега и земли торчали руки, ноги…». (Фонд ПЦ «Мемориал», Гросман А.Г., Ф.2., ОП.1, Д.50).

Не было никаких гробов, заключенных хоронили в мешках или просто нагишом, складывая тела друг на друга. Белье обязательно снимали - после стирки оно переходило к новому заключенному. Могилы были неглубокими.

Один из бывших арестантов вспоминал, как трупы зэка выкладывали в ряд там, где должна была пройти новая дорога. Затем бульдозер ровнял землю и заодно зарывал тела погибших. Трупы сплавляли в воду, зарывали в снег, хоронили в бывших штольнях, устраивали целые некрополигоны вроде подмосковной Коммунарки.

Смерть весной: политическая оттепель и похороны в тюрьме после 1953 года

Политические перемены, последовавшие за смертью Сталина и осуждением «культа личности», сказались и на условиях содержания заключенных. В течение трех лет на свободу вышло несколько миллионов человек, до 75% заключенных получили амнистию. К 1956 году в заключении оставалось меньше одного миллиона человек.

Смерть Сталина заключенные восприняли с энтузиазмом; с ней связывали большие ожидания. Но не все дождались освобождения. Комиссии, пересматривавшие дела, никуда не спешили; в некоторых лагерях , которые были быстро подавлены. Убитых во время бунтов зэка хоронили в общих могилах, вырытых бульдозерами. Так, норильских арестантов, поднявших лагерное восстание летом 1953 года, предали земле у подножия горы Шмидта. Их было 500 человек.

Во времена Никиты Хрущева и Леонида Брежнева отношение к телу заключенного стало гораздо более гуманным. Дальние лагеря ГУЛАГа были расформированы, им на смену пришли колонии. Покойников стали выдавать для захоронения родственникам или же хоронить на соседних кладбищах, в специально отведенных местах. Появились гробы; как обязательное условие вводилась регистрация умерших с указанием места захоронения. Мертвые обрели свои могилы.

В постсоветской России родственников умершего в местах лишения свободы обязаны оповестить о его смерти в течение суток. За это время тело должно быть подготовлено для выдачи и транспортировки. Если родственники отказываются от тела, или у бывшего заключенного таковых не было, его за счет ФСИН хоронят «в специально отведенном месте» на кладбище. Внешний вид могилы и погребальная одежда заключенного регламентированы ведомственными документами; на месте захоронения устанавливается табличка, из которой можно узнать, кто здесь покоится. Номер могилы заносится в архивное дело осужденного.

В продолжение темы:
Музыка в танцах

БиографияДмитрий Олегович Рогозин - российский государственный деятель, дипломат, доктор философских наук, доктор технических наук. С декабря 2011 года - заместитель...

Новые статьи
/
Популярные