Творчество в науке на примере известной личности. Подготовь сообщение на тему «Творчество в науке Какое значение имеет творчество в науке
Наука и искусство так же тесно связаны между собой, как сердце и легкие...
Л. Толстой
...Я подумал, что чутье художника стоит иногда мозгов ученого, что то и другое имеют одни цели, одну природу и что, быть может, со временем при совершенстве методов им суждено слиться вместе в гигантскую, чудовищную силу, которую теперь трудно и представить себе...
"Поэзия - просто ерунда" - так ответил однажды Ньютон на вопрос, что он думает о поэзии. Другой великий творец дифференциального и интегрального исчисления, философ, физик, изобретатель, юрист, историк, языковед, дипломат и тайный советник Петра I Готфрид Лейбниц (1646 -1716) более сдержанно определял ценность поэзии по отношению к науке примерно как 1:7. Вспомним, что тургеневский Базаров был более категоричен в количественных оценках: "Порядочный химик,- заявлял он,- в двадцать раз полезнее всякого поэта".
Впрочем, поэты часто также не стесняли себя в выражениях в адрес ученых. Так, английский поэт и художник Уильям Блейк (1757-1827) писал:
Живей, Вольтер! Смелей, Руссо! * Бушуй, бумажная гроза! Вернется по ветру песок, Что нам швыряете в глаза. ........................
* (3десь Вольтер (1694-1778) и Жан-Жак Руссо (1712-1778)для Блеика прежде всего не писатели, а философы и ученые-энциклопедисты, просветители. )
Придумал атом Демокрит, Ньютон разъял на части свет... Песчаный смерч Науки спит, Когда мы слушаем Завет.
Англичанину Блейку вторил русский поэт В. А. Жуковский (1783-1852), хотя тон его стихов спокоен и даже печален:
Не лучший ли нам друг воображенье? И не оно ль волшебным фонарем Являет нам на плате роковом Блестящее блаженства привиденье? О друг мой! Ум всех радостей палач! Лишь горький сок дает сей грубый врач!
Конечно, не следует думать, что во все времена и все служители науки и искусства разделяли столь резкие мнения. Были и другие мнения, о чем свидетельствуют, например, высказывания наших двух великих соотечественников, стоящие эпиграфами к нашему разговору. Были и другие времена, когда наука и искусство счастливо шли рука об руку к вершинам человеческой культуры.
И мы вновь возвращаемся в Древнюю Грецию... Из всех народов античности греки оказали самое сильное влияние на развитие европейской цивилизации. Вероятно, источник греческого гения и в том, что, входя в контакты с великими и более древними восточными цивилизациями, греки сумели не отвергать, а усваивать их уроки, дабы извлечь из них оригинальную культуру, ставшую основой и непревзойденным образцом для дальнейшего развития человечества. Примечательно, что именно восточные греки заложили фундамент философии (Фалес из Милета), математики (Пифагор с острова Самос) и лирической поэзии (Сапфо с острова Лесбос). Своего апогея греческая цивилизация достигает в V веке до н. э. В это время стратег Перикл возводит грандиозные монументы Акрополя, скульпторы Фидий и Поликлет высекают свои бессмертные шедевры, Эсхил, Софокл и Еврипид пишут трагедии, Геродот и Фукидид составляют бесценную хронику древней истории, философы и ученые Зенон, Демокрит, Сократ прославляют торжество человеческого разума. Затем Греция дарит миру РЛЙКИХ философов Платона и Аристотеля, чьи бессмертные идеи третье тысячелетие питают философов его мира, основоположника геометрии, автора знаменитых "Начал" Евклида, величайшего математика древнего мира Архимеда.
Характерно, что наука, искусство и ремесло в то счастливое для человеческой культуры время не отгородились еще друг от друга высокими стенами. Ученый писал философские трактаты страстно и образно, как поэт, поэт непременно был философом, а ремесленник - истинным художником. Математика и астрономия входили в число "семи свободных искусств" наряду с музыкой и поэзией. Аристотель считал, что наука и искусство должны объединяться во всеобщей мудрости, но вопрос о том, на чьей стороне лежит обладание этой мудростью - на стороне поэтов или ученых,- уже назрел.
Была и другая эпоха единого взлета науки и искусства - эпоха Возрождения. Человечество вновь, через тысячу лет, открывало для себя забытые сокровища античной культуры, утверждало идеалы гуманизма, возрождало великую любовь к красоте мира и непреклонную волю познать этот мир. "Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености" (Ф. Энгельс, т. 20, с. 346).
Олицетворением многосторонних интересов человека эпохи Возрождения, символом слияния науки и искусства является гениальная фигура Леонардо да Винчи (1452-1519), итальянского живописца, скульптора, архитектора, теоретика искусств, математика, механика, гидротехника, инженера, изобретателя, анатома, биолога. Леонардо да Винчи - одна из загадок в истории человечества. Его разносторонний гений непревзойденного художника, великого ученого и неутомимого исследователя во все века повергал человеческий разум в смятение. Для самого Леонардо да Винчи наука и искусство были слиты воедино. Отдавая в "споре искусств" пальму первенства живописи, Леонардо да Винчи считал ее универсальным языком, наукой, которая подобно математике в формулах отображает в пропорциях и перспективе все многообразие и разумное начало природы. Оставленные Леонардо да Винчи около 7000 листов научных записок и поясняющих рисунков являются недосягаемым образцом синтеза науки и искусства. Листы эти долгое время кочевали из рук в руки, оставаясь неизданными, а за право обладать хоть несколькими из них на протяжении веков велись ожесточенные споры. Вот почему рукописи Леонардо рассеяны по библиотекам и музеям всего мира. Вместе с Леонардо да Винчи и другие титаны Возрождения, возможно, не столь универсальные, но не менее гениальные, воздвигали бессмертные памятники искусства и науки: Микеланджело, Рафаэль, Дюрер, Шекспир, Бэкон, Монтень, Коперник, Галилей...
Леонардо да Винчи. Чертеж механизма для прокатки железных полос. Около 1490-1495. Рисунок пером из "Атлантического кодекса"
И все-таки, несмотря на творческий союз науки и искусства и стремление ко "всеобщей мудрости", часто сочетавшиеся в лице одного гения, искусство античности и Возрождения шло впереди науки. В первую эпоху наука только зарождалась, а во вторую - "возрождаюсь", сбрасывала с себя путы долгого религиозного плена. Наука значительно дольше и мучительнее, чем искусство, проходит путь от рождения до зрелости. Потребовалось еще одно столетие - XVII век, принесший науке гениальные открытия Ньютона, Лейбница, Декарта, чтобы наука смогла заявить о себе в полный голос.
Следующий, XVIII век, был веком стремительного развития и торжества науки, "веком разума", эпохой безграничной веры в человеческий разум - эпохой Просвещения. Во многом просветители XVIII "века - Вольтер, Дидро, Руссо, Д"Аламбер, Шиллер, Лессинг, Кант, Локк, Свифт, Татищев, Ломоносов, Новиков - похожи на титанов Возрождения: универсальность таланта, могучая сила жизни. Но что отличало просветителей - это вера в торжество разума, культ разума как лекарства от всех бед и разочарование в силе нравственных идеалов. Пути науки и искусства расходятся, а в XIX веке между ними вырастает стена непонимания и отчужденности:
Исчезнули при свете просвещенья Поэзии ребяческие сны, И не о ней хлопочут поколенья, Промышленным заботам преданы.
(Е. Баратынский)
Конечно, находились люди, пытавшиеся пробить эту стену взаимного неприятия, но в основном среди художников царил испуг перед "рассудочной наукой" и страх, что господство научного сознания окажется гибельным для искусства. Некоторые мыслители пытались дать этим опасениям философское обоснование. Сам Гегель отмечал, что рост теоретического знания сопровождается утратой живого восприятия мира и, следовательно, в конечном итоге должен привести к смерти искусства.
Уходя, век Просвещения дарит миру своего последнего "универсального гения" - Иоганна Вольфганга ете (1749-1832), поэта, философа, физика, биолога, минералога, метеоролога. Гений Гёте, как и созданный м образ Фауста, олицетворяет безграничные возможности человека, вечное стремление человечества к истине, добру и красоте, неукротимую жажду познания творчества. Гёте был убежден, что наука и искусство ляются равноправными сторонами в процессе познания и творчества: и ученый, и художник наблюдают и изучают реальный мир во имя главной цели - постижения истины, добра и красоты. Гёте гениально предвидел проблему, ставшую как никогда актуальной сегодня: для того чтобы наука оставалась на позициях гуманизма, чтобы она приносила людям пользу и радость, а не вред и горе, она должна крепить свои связи с искусством, высшая цель которого - нести разуму добро и красоту. Сегодня, когда накоплены горы смертоносного ядерного оружия, когда человечество находится под угрозой звездных войн, когда о фантастически могучих силах, вызванных к жизни наукой, жестоко напомнили две трагедии: гибель экипажа космического корабля "Чэлленджер" и авария на Чернобыльской АЭС,- как никогда остро стоит проблема гуманизации науки. И в деле борьбы за мир, за торжество идеалов гуманизма наряду с политическими усилиями огромная роль принадлежит искусству, ибо искусство понятно всем, оно не нуждается в переводчиках.
Дюрер. Построение эллипса как конического сечения. Рисунок из "Руководства к измерению". 1525. Нетрудно заметить, что эллипс у Дюрера имеет яйцевидную форму. Эта ошибка великого художника обусловлена, видимо, тем интуитивным соображением, что эллипс должен расширяться по мере расширения конуса
Я восклицаю: природа, природа! Что может быть большей природой, чем люди Шекспира!
И. В. Гёте
Перенесемся же во вторую половину XX века, когда споры о науке и искусстве достигли наивысшего накала. Главная причина, вызвавшая вспышку таких споров, заключается в том, что в условиях современной научно-технической революции наука стала непосредственной производительной силой, охватившей значительную часть общества. Только в нашей стране армия научных работников превышает один миллион человек, что почти в два раза больше армии Наполеона в Отечественной войне 1812 г. Овладение энергией атома и освоение человеком новой стихии - космического пространства - обеспечили современной науке небывалый престиж. Сложилось убеждение, что основная сила человеческого разума должна концентрироваться именно в науке, и прежде всего в математике и физике - столпах всей научно-технической революции.
Искусству же отводилась роль падчерицы, и то, что эта падчерица вопреки прогнозам столетней давности всегда мешалась под ногами, только раззадоривало технократов.
Итак, атмосфера была накалена и оставалось только высечь искру, чтобы грянул взрыв. Это сделал английский писатель, физик по образованию Чарльз Сноу, выступив в мае 1959 г. в Кембридже (США) с лекцией "Две культуры и научная революция". Лекция Сноу взбудоражила научную и художественную общественность Запада: одни стали его убежденными сторонниками, другие - ярыми противниками, третьи пытались найти золотую середину. Основной мотив лекции - взаимное обособление науки и искусства, которое ведет к образованию двух самостоятельных культур - "научной" и "художественной". Между этими полюсами интеллектуальной жизни общества, по мнению Сноу, разверзлась пропасть взаимного непонимания, а иногда и враждебности и неприязни. Традиционная культура, не способная воспринять новейшие достижения науки, якобы неизбежно скатывается на путь антинаучности. С другой стороны, научно-технической среде, которая игнорирует художественные ценности, грозит эмоциональный голод и антигуманность. Сноу полагал, что причина разобщенности двух культур кроется в чрезмерной специализации образования на Западе, указывая при этом на Советский Союз, где система образования более универсальна, а значит, и нет проблемы взаимоотношения науки и искусства.
Здесь Сноу заблуждался. Практически одновременно, в сентябре 1959 г., на страницах наших газет вспыхнул знаменитый спор "физиков" и "лириков", как Условно обозначили представителей науки и искусства.
Дискуссия началась статьей писателя И. Эренбурга. Это был ответ на письмо некой студентки, рассказывавшей о своем конфликте с неким инженером, который, кроме физики, ничего другого в жизни не признает (и прежде всего искусства). Увидев в частном письме назревшую проблему, Эренбург поместил в "Комсомольской правде" обширный ответ. Писатель подчеркивал" что в условиях небывалого прогресса науки очень ясно, чтобы искусство не отставало от науки, чтобы место в обществе было "местом пророка, который жжет глаголом сердца людей, как говорил Пушкин, а не местом исправного писца или равнодушного декоратора". "Все понимают,- писал Эренбург,- что наука помогает понять мир; куда менее известно то познание, которое несет искусство. Ни социологи, ни психологи не могут дать того объяснения душевного мира человека, которое дает художник. Наука помогает узнать известные законы, но искусство заглядывает в душевные глубины, куда не проникают никакие рентгеновские лучи..."
Статья Эренбурга вызвала цепную реакцию мнений. Одна статья породила несколько других, и все вместе они грохотали, как лавина. У Эренбурга были союзники, но были и противники. Среди последних "прославился" инженер. Полетаев, который писал: "Мы живем творчеством разума, а не чувства, поэзией идей, теорией экспериментов, строительства. Это наша эпоха. Она требует всего человека без остатка, и некогда нам восклицать: ах, Бах! ах, Блок! Конечно же, они устарели и стали не в рост с нашей жизнью. Хотим мы этого или нет, они стали досугом, развлечением, а не жизнью... Хотим мы этого или нет, но поэты все меньше владеют нашими душами и все меньше учат нас. Самые увлекательные сказки преподносят сегодня наука и техника, смелый и беспощадный разум. Не признавать этого - значит не видеть, что делается вокруг. Искусство отходит на второй план - в отдых, в досуг, и я жалею об этом вместе с Эренбургом".
Возмущенные "лирики" и рассудительные "физики" на все лады склоняли Полетаева * . Появились и статьи-крики: "Я с тобой, инженер Полетаев!", появились и самобичующие стихи:
* (Как стало известно впоследствии, "инженер Полетаев" оказался вымышленным персонажем. Его придумал поэт М. Светлов и для обострения полемики умышленно поставив на самые крайние позиции. Мистификация М. Светлова оказалась удачной. )
Что-то физики в почете, Что-то лирики в загоне. Дело не в сухом расчете, Дело в мировом законе. Значит, что-то не раскрыли Мы, что следовало нам бы! Значит, слабенькие крылья - Наши сладенькие ямбы...
(Б. Слуцкий)
Физики в то время действительно были в почете: и расщепление атома, и освоение космоса было делом рук (точнее, голов!) физиков и математиков.
Споры "физиков" и "лириков" на страницах газет бушевали несколько лет. Обе стороны явно утомились, но ни к какому решению так и не пришли. Впрочем, споры эти ведутся и сегодня. Правда, с газетных полос они перенеслись на страницы научных журналов, таких, как "Вопросы литературы" и "Вопросы философии". Проблема, взаимоотношения науки и искусства давно Уже признана философской проблемой, и решается она не на уровне эмоций и газетных вскриков, а за "круглым столом" в атмосфере взаимоуважения и доброжелательства.
Что же сближает и что разъединяет науку и искусство? Прежде всего, наука и искусство - две грани одного и того же процесса - творчества. Наука и искусство - это дороги, а часто и крутые нехоженые тропы к вершинам человеческой культуры. Таким образом, цель и у науки, и у искусства одна - торжество человеческой культуры, хотя достигается она разными путями. "И в науке, и в литературе творчество не просто радость, сданная с риском,- это жестокая необходимость,- говорит американский писатель, физик по образованию Митчел Уилсон (1913-1973).- И ученый, и писатель в какой бы обстановке они ни росли, в конце концов находят свое призвание, словно под влиянием той жe силы, которая заставляет подсолнечник поворачиваться к солнцу".
Задача научного творчества состоит в нахождении объективных законов природы, которые, разумеется, не зависят от индивидуальности ученого. Поэтому творец науки стремится не к самовыражению, а к установлению независимых от него истин, ученый обращается к разуму, а не к эмоциям. Более того, ученый понимает, что его произведения носят преходящий характер и через некоторое время будут вытеснены новыми теориями. Хорошо об этом сказал Эйнштейн: "Лучший жребий физической теории - послужить основой для более общей теории, оставаясь в ней предельным случаем".
Никто, кроме людей, занимающихся историей науки, не читает труды ученых в подлинниках. Да и очень трудно сегодня разобраться, скажем, в "Математических началах натуральной философии" Ньютона, хотя законы Ньютона и известны каждому. Дело в том, что язык науки очень быстро меняется и для новых поколений становится непонятным. Таким образом, в науке остаются жить лишь объективные законы, открытые ученым, но не субъективные средства их выражения.
В искусстве все наоборот. Задача художественного творчества - это постижение мира на основе субъективных мыслей и переживаний создателя. Произведение искусства всегда индивидуально, поэтому оно более понятно, чем научный труд. Истинные шедевры искусства живут вечно - и Гомер, и Бетховен, и Пушкин будут звучать, пока существует человечество, они не устаревают и не вытесняются новыми художественными произведениями.
Правда, ученые имеют свое преимущество. Ученый может проверить истинность своих теорий на практике, он спокоен и уверен в том, что его творения ложатся кирпичиками в огромном здании науки. Иное дело - художник, который не имеет объективных критериев для проверки истинности своих произведений, кроме внутреннего интуитивного убеждения. Даже когда художник уверен в своей правоте, его гложет червь сомнения относительно избранной формы и ее вопл щения. Поэтому, даже когда произведение создано" художник вынужден бороться за свое признание, постоянно заявлять о себе. Не случайно и Гораций, и Державин, и Пушкин не скупятся на слова в оценке своего творчества:
Создал памятник я, бронзы литой прочней... Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный... Я памятник себе воздвиг нерукотворный...
Иное дело - самооценка Эйнштейна, которого значительно меньше волновала проблема будущего своего -творчества: "Быть может, мне и пришли в голову одна-две неплохих мысли". Как заметил Фейнберг, трудно "представить себе, что Бор, пусть даже застенчиво, сказал: "Все-таки своими работами я воздвиг себе нерукотворный памятник".
Глубокая общность науки и искусства определяется и тем, что оба этих творческих процесса ведут к познанию истины. Стремление же к познанию генетически заложено в человеке. Известны два способа познания: первый основан на выявлении общих признаков познаваемого объекта с признаками других объектов; второй - на определении индивидуальных отличий познаваемого объекта от других объектов. Первый способ познания свойствен науке, второй - искусству.
Наука и искусство - это два крыла, которые поднимают вас к Богу.
М. X. А. Бехаулла
Мы уже отмечали в главе 1 познавательную функцию искусства. Но важно подчеркнуть, что научное и художественное познание мира как бы дополняют друг друга, но не могут быть сведены одно к другому или выведены одно из другого. Видимо, этим и объясняется тот факт, что не сбылся мрачный прогноз Гегеля о судьбе искусства в эпоху торжества разума. В век научно-технической революции искусство не только сохраняет свои высокие позиции в человеческой культуре, но и в чем-то приобретает даже более высокий авторитет. Ведь наука со своими однозначными ответами не может заполнить человеческую душу до конца, оставляя место для свободных фантазий искусства. "Причина, почему искусство может нас обогатить,- писал Ни лье Бор,- заключается в его способности напоминать нам о гармониях, недоступных для систематического анализа..."
"- Мне лично,- заявил Эйнштейн,- ощущение высшего счастья дают произведения искусства, в них я черпаю такое духовное блаженство, как ни в какой другой области.
Единственная вещь, которая доставляет мне удовольствие, кроме моей работы, моей скрипки и моей яхты,- это одобрение моих товарищей.
А. Эйнштейн
Профессор! - воскликнул я.- Ваши слова изумит меня как настоящее откровение! Не то чтобы я да,нибудь сомневался в Вашей восприимчивости искусству: я слишком часто видел, как на Вас действуют звуки хорошей музыки и с каким увлечением Вы сами играете на скрипке. Но даже в эти минуты, когда Вы, словно отрешившись от мира, целиком отдавались художественному впечатлению, я говорил себе: в жизни Энштейна это лишь чудесная арабеска, и я никогда бы не подумал, что это украшение жизни является для Вас источником высшего счастья.
В настоящий момент я думал главным образом о поэзии.
О поэзии вообще? Или о каком-нибудь определенном поэте?
Я имел в виду поэзию вообще. Но если Вы спросите, кто вызывает сейчас во мне наибольший интерес, то я отвечу: Достоевский!
Эти слова Эйнштейна, сказанные им в беседе с немецким публицистом начала XX века А. Мошковским, вот уже более полувека будоражат умы и ученых, и художников. Сотни статей комментируют несколько слов великого физика, выдвигаются различные гипотезы и толкования, проводятся параллели между мечтой Достоевского о социальной и моральной гармонии и поисками универсальной гармонии мироздания, которой Эйнштейн посвятил свою жизнь, но в одном сходятся все: современная наука не может развиваться без способности ученых к образному мышлению. Воспитывается же образное мышление искусством. Тема "Эйнштейн и Достоевский" стала олицетворением проблемы взаимодействия науки и искусства, и те, кто заинтересуется ею, могут прочитать прекрасную статью профессора Б. Г. Кузнецова под тем же названием (Наука и жизнь, 1965, № 6).
Без веры в то, что возможно охватить реальность нашими теоретическими построениями, без веры во внутреннюю гармонию нашего мира, не могло бы быть никакой науки. Эта вера есть и всегда останется основным мотивом всякого научного творчества.
А. Эйнштейн
Красота и истина суть одно и то же, ибо прекрасное должно быть истинным в самом себе. Но столь же верно, что истинное отличается от прекрасного.
Г. В. Ф. Гегель
Есть и еще одна причина, объясняющая обострение интереса ученых XX века к искусству. Дело в том, что современная наука перешагнула рубеж собственной прикосновенности. До Эйнштейна механика Ньютона казалась всесильной и незыблемой. Жозеф Лагранж (1736-1813) - "величественная пирамида математических наук", как сказал о нем Наполеон,- завидовал Ньютону: "Ньютон был счастливейшим из смертных, существует только одна Вселенная и Ньютон открыл ее законы". Но вот пришел Эйнштейн и построил новую механику, в которой механика Ньютона оказалась пре, дельным случаем.
Последним бастионом "непогрешимых и вечных" истин в науке оставалась математика. "Среди все наук,- писал Эйнштейн,- математика пользуется особенным уважением; основанием этому служит то единственное обстоятельство, что ее положения абсолютно верны и неоспоримы, в то время как положения других наук до известной степени спорны, и всегда существует опасность их опровержения новыми открытиями". Однако открытия XX века вынудили математиков осознать, что и сама математика, и математические законы в других науках не есть абсолютные истины. В 1931 г. математику постиг удар ужасающей силы: 25-летним австрийским логиком Куртом Геделем была доказана знаменитая теорема, согласно которой в рамках любой системы аксиом существуют неразрешимые утверждения, ни доказать, ни опровергнуть которые невозможно. Теорема Геделя вызвала смятение. Вопрос об основаниях математики привел к таким трудностям, что ее крупнейший представитель Герман Вейль (1885-1955) безрадостно констатировал: "...мы не знаем, в каком направлении будет найдено его последнее решение, и даже не знаем, можно ли вообще ожидать объективного ответа на него".
Разумеется, катастрофы не произошло и наука не остановилась. Наоборот, ученые еще раз убедились в том, что наука находится в постоянном движении, что конечная цель познания - "абсолютная истина" - недостижима. А как хотелось бы ученому, чтобы его любимое детище жило вечно!
И вот ученые обращаются к искусству как сокровищнице вечных и неподвластных времени ценностей. В искусстве не так, как в науке: истинное произведение искусства есть законченный и неприкосновенный продукт творчества художника. Научный закон существует вне теории и вне ученого, тогда как закон художественного произведения рождается вместе с самим произведением. Сначала художник свободно диктует произведению свою волю, но по мере завершения работы "детище" обретает власть над создателем. Произведение начинает терзать создателя, и он мучительно ищет тот единственный последний штрих, найти который дано лишь большому мастеру. С этим штрихом обрывается власть художника над своим созданием, он уже бессилен изменить в нем что-либо, и оно отправляется в самостоятельный путь во времени.
Вот этот несбыточный идеал вечного совершенства, досягаемый для научного знания, и является тем магнитом, который постоянно притягивает ученого к искусству.
Но и наука притягивает искусство. Это выражается только в том, что появляются новые "технические" виды искусств, такие, как кино и телевидение, не только в том, что ученый все чаще становится объектом внимания художника, но и в изменении самого мировоззрения художника. Замечательного русского поэта ученого Валерия Брюсова (1873-1924) можно назвать родоначальником "научной поэзии". В предисловии к своему сборнику стихов "Дали" Брюсов писал: "...поэт должен по возможности стоять на уровне современного научного знания и вправе мечтать о читателе с таким же миросозерцанием. Было бы неправильно, если бы поэзия навеки должна была ограничиться, с одной стороны, мотивами о любви и природе, с другой - гражданскими темами. Все, что интересует и волнует современного человека, имеет право на отражение в поэзии". Стихотворение Брюсова "Мир N измерений" нам хочется привести здесь полностью:
Высь, ширь, глубь. Лишь три координаты. Мимо них где путь? Засов закрыт. С Пифагором слушай сфер сонаты, Атомам дли счет, как Демокрит. Путь по числам? - Приведет нас в Рим он (Все пути ума ведут туда!). То же в новом - Лобачевский, Риман, Та же в зубы узкая узда! Но живут, живут в N измереньях Вихри воль, циклоны мыслей, те, Кем смешны мы с нашим детским зреньем, С нашим шагом по одной черте! Наши солнца, звезды, все в пространстве, Вся безгранность, где и свет бескрыл,- Лишь фестон в том праздничном убранстве, Чем их мир свой гордый облик скрыл. Наше время - им чертеж на плане. Вкось глядя, как мы скользим во тьме, Боги те тщету земных желаний Метят снисходительно в уме.
Кажется, будто в научной поэзии Брюсова сбывается пророчество Гёте: "Забыли, что наука развивалась из поэзии: не принимали во внимание соображение, что в ходе времен обе отлично могут к обоюдной пользе снова дружески встретиться на более высокой ступени".
Итак, взаимоотношение науки и искусства - сложный и трудный процесс. В науке, где требуется ум, нужна и фантазия, иначе наука становится сухой и вырождается в схоластику. В искусстве, где требуется фантазия, нужен и ум, ибо без систематического познания профессионального мастерства настоящее искусство невозможно. Наука и искусство проходят путь от нерасчлененного единства (античность и Возрождение) через противопоставление противоположностей (эпоха Просвещения) к высшему синтезу, контуры которого только проглядывают сегодня.
Сегодня сбываются слова писателя Горького: "Наука, становясь все более чудесной и мощной силой, сама, во всем ее объеме, становится все более величественной и победоносной поэзией познания".
И хочется верить, что сбудутся слова ученого М. Волькенштейна: "Единство науки и искусства - важнейший залог последующего развития культуры. Нужно искать и культивировать то, что объединяет науку и искусство, а не разъединяет их. За научно-технической революцией должна последовать новая эпоха Возрождения".
Принято считать, что творчество и наука являются никак не связанными, а порой и противоположными сферами нашей жизни. Но так ли это на самом деле? О том, существует ли творчество в науке и в чём оно выражается, вы узнаете из этой статьи. А также узнаете о известных личностях, которые своим примером доказали - научная и могут успешно сосуществовать.
Под этим словом понимается создание чего-то принципиально нового в любой сфере человеческой жизни. Первым признаком творчества является особое мышление, выходящее за рамки шаблонов и обыденного мироощущения. Так создаются духовные либо материальные ценности: произведения музыки, литературы и визуального искусства, изобретения, идеи, открытия.
Другой важнейший признак творчества - это уникальность полученного результата, а также его непредсказуемость. Никто, зачастую даже сам автор, не может предугадать, что получится в результате креативного осмысления реальности.
Важное место в творчестве занимает интуитивное понимание действительности, а также особые состояния сознания человека - вдохновение, озарение и т.п. Благодаря этому сочетанию новизны и непредсказуемости рождается интересный творческий продукт.
В этой области нашей деятельности происходит накопление и систематизация объективных знаний об окружающем мире, а также о самом человеке. Особенностью научного подхода является обязательное условие: любое теоретическое суждение должно быть подкреплено объективными фактами и доказательствами. Если этого нет, то суждение нельзя назвать научным. При этом оно не всегда является ложным - просто в настоящее время его невозможно подтвердить объективными (не зависящими от желаний человека) данными.
Доказательства суждений собираются с помощью различных данных: наблюдение, эксперимент, работа с фиксирующими и вычислительными приборами и т.д. Затем полученные данные систематизируют, анализируют, между предметами и явлениями находят причинно-следственные связи, делают выводы. Этот процесс называется научным исследованием.
Научное познание обычно начинается и гипотезы или теории, которая затем проверяется на практике. Если объективное исследование подтвердило теоретическое суждение, тогда оно становится природным или социальным законом.
Разновидности творчества
Творчество может проявляться абсолютно во всех сферах жизни человека: от создания объектов культуры до общения. Поэтому выделяются такие его виды:
1. Художественное творчество (создание объектов материального или духовного мира, обладающих эстетической ценностью).
3. Техническое творчество (изобретение новых технических продуктов, электроники, высокотехнологичных устройств и т.д.).
4 Научное творчество (выработка нового знания, расширение границ уже известного, подтверждение или опровержение ранее существовавших теорий).
В последней разновидности мы видим, как связаны наука и творчество. Для того и другого характерны создание чего-то нового, уникального и важного, имеющего ценность для человека. Поэтому творчество в науке занимается далеко не последнее место. Можно сказать, является одним из основообразующих компонентов.
Виды наук
Теперь посмотрим, в каких разновидностях представлена в нашей жизни состоит в следующем:
1. Естественные науки (изучающие законы живой и неживой природы; биология, физика, химия, математика, астрономия и т.п.).
2. (изучающие техносферу во всех её проявлениях; информатика, химическая технология, ядерная энергетика, инженерное дело, архитектура, биотехнология и многие другие).
3. Прикладные науки (направленные на получение результата, который затем можно будет использовать в практической деятельности; прикладная психология, криминалистика, агрономия, металлургия и т.д.).
4. Гуманитарные науки (изучают культурную, духовную, умственную, нравственную и общественную деятельность человека; этика, эстетика, религиоведение, культурология, искусствоведение, антропология, психология, лингвистика, политология, юриспруденция, история, этнография, педагогика и т.д.).
5. Общественные науки (изучают социум и взаимосвязи в нём, во многом перекликаясь с гуманитарными науками; социальная психология, политология и т.п).
Может ли наука быть творческой
Из классификации разновидностей творчества видно, что научное познание очень часто включает в себя элемент креативности. В противном случае было бы непросто совершать открытия и создавать изобретения, ведь в таких случаях учёным часто движут интуитивные догадки и неожиданные озарения, которые затем подкрепляются объективными данными.
Творчество в науке проявляется также при осмыслении уже известных фактов, которые могут быть либо доказаны с иной стороны, либо опровергнуты благодаря новому, свежему взгляду. Развенчание укоренившихся в науке мифов также требует неординарного мышления.
Творчество в науке на примере известной личности
На бытовом уровне принято разделять людей на обладающих гуманитарным либо техническим складом ума, при этом считая, что первая категория хороша в творческой и общественной деятельности, а вторая - в научной, технической и прикладной. В действительности все сферы жизни современного общества тесно взаимосвязаны, а человеческие способности разнообразны и могут быть развиты.
Существует не только творчество в науке, но возможно также сочетание научного и художественного взглядов на мир. Яркими примерами этого может служить наследие Л. да Винчи (художник, скульптор, архитектор, музыкант, изобретатель и военный инженер), А. Эйнштейна (учёный-теоретик, скрипач), Пифагора (математик и музыкант), Н. Паганини (музыкант, композитор, музыкальный инженер). Не менее ярко проявляется творчество в науке на примере известной личности, Ломоносова М. В., который был человеком, обладающим энциклопедическими знаниями и множественными талантами в различных областях, что позволило ему реализоваться в качестве учёного-естествоиспытателя, химика, физика, астронома, географа, а также историка, просветителя, поэта, литературоведа и художника.
Важно помнить, что наука, творчество, культура - это не отдельные друг от друга грани человеческой деятельности, а взаимосвязанные части одного целого.
Творчество в науке на примере известной личности.
Что же такое творчество? Творчество - это создание человеком нечто нового, никогда ранее не существовавшего. Творчество является высшим видом деятельности человека. Элементами или механизмами творческой деятельности принято считать интуицию, воображение и фантазию. Именно эти элементы помогают человеку создать что-то новое.
Теперь давайте попытаемся ответить на вопрос, а есть ли творчество в науке?
Для начала, несколько слов о науке. Наука - это сфера деятельности людей, направленная на получение и систематизацию знаний о мире. Ключевое для нас слово в этом определении это получение знаний. Ведь любое новое знание в науке не что иное, как получение нечто нового, как и в творчестве.
И правда, цель какого-либо открытия? Это создать новую информацию, новое знание, которого до этого момента никогда не было.
Так, к примеру, великий русский ученый Дмитрий Иванович Менделеев долго не мог решить проблему периодичности химических элементов, мало того, никто в мире не мог решить эту проблему. Однако в один прекрасный момент он смог ее составить, впервые!!! Тем самым сделав фурор в научном сообществе химиков.
На примере Менделеева мы видим, что наука и творчество очень связаны между собой. Без творчества невозможно было бы получить знания, которые никогда ранее не существовали.
Ян Лукасевич
О ТВОРЧЕСТВЕ В НАУКЕ*
Равно как ученые, так и стоящие в стороне от науки люди часто считают, что целью науки является истина, истину же они основывают на согласии мышления и бытия. Таким образом, они считают, что труд ученого заключается в воспроизведении фактов посредством истинных суждений. Подобным образом фотографическая пластинка воспроизводит свет и тени, а фонограф - звуки. Поэт, художник или музыкант создают; ученый не создает, но лишь открывает истину.
Такое сплетение мыслей многих ученых наполняет необоснованной гордостью, многих художников побуждает к пренебрежению наукой. Эти взгляды создали пропасть между наукой и искусством и в этой пропасти погибло понимание бесценной вещи - творчество в науке.
Пройдем это сплетение мысли лезвием логической критики.
1. Не все истинные суждения являются научными истинами. В науке существуют ничтожные истины. В Облаках Аристофан говорит, что
“Недавно Херефонта вопросил Сократ:
На сколько ног блошиных блохи прыгают?
Пред тем блоха куснула Херефонта в бровь
И ускользнула на главу Сократову”.
Сократ поймал блоху, погрузил ее лапки в растопленный воск; таким образом блоха получила башмачки, после чего он снял их и измерил ими расстояние. И о блошином прыжке, из-за которого пострадал Сократ, существует истина: но для таких истин присущим им местом является комедия, не наука.
Человеческий разум, создавая науку, не стремится к всеведению. Если бы так было, то мы заботились бы о ничтожнейшей истине. Действительно, всеведение, кажется, является скорее религиозным идеалом, чем научным. Бог знает все факты, ибо является Создателем и Провидцем мира, как и Судьей человеческих устремлений и деяний. Согласно псалмопевцу Бог
“видит всех сынов человеческих;
с престола, на котором восседает,
Он призирает на всех, живущих на земле:
Он создал сердца всех их и
вникает во все дела их.”
Насколько же иначе понимает совершенное знание Аристотель! И согласно его мнению мудрец знает все; однако он не знает отдельных фактов, но обладает только знанием всеобщего. Зная же всеобщее, он знает в известной степени и все подробности, подпадающие под всеобщее. Итак, потенциально он знает все, что можно вообще знать. Но только потенциально; актуальное, существенное всеведение не является идеалом Стагирита.
2. Если уж не все истинные суждения принадлежат науке, то кроме истинности должна существовать еще некая иная ценность, которая суждения возвышает до высокого уровня научных истин.
Уже Сократ и его великие последователи такой дополнительной ценностью считали всеобщее. Научное знание, - говорит Аристотель - относится не к случайным событиям (каковым был прыжок блохи с брови Херефонта), но к постоянно, или по крайней мере к часто повторяющимся фактам. Выражением таких фактов являются общие суждения и только они принадлежат науке.
Все же всеобщее не является ни необходимым, ни достаточным свойством научных истин. Оно не является необходимым свойством, ибо из науки нельзя вычеркнуть единичные суждения. Единичное предложение “Владислав Ягелло победил под Грюнвальдом” говорит о важном историческом событии; единичное суждение, предсказавшее на основании вычислений существование планеты Нептун, принадлежит к наибольшим триумфам астрономии. Без единичных суждений история перестала бы существовать как наука, а от естественных знаний остались бы лоскуты теории.
Всеобщность не является достаточным свойством научных истин. О четверостишии Мицкевича
“Все в тот же час, на том же самом месте,
Где мы в мечте одной желали слиться,
Везде, всегда с тобою я буду вместе,-
Ведь я оставил там души частицу.”#
можно высказать следующие общие суждения:
“Каждая строка содержит букву s”
“Каждая строка, которая содержит букву m, содержит ее дважды.”
“В каждой строке количество букв m является функцией числа букв s согласно формуле
m = s2 - 5s +6”
Такие общие истины можно создавать без числа; относим ли мы их к науке?
3. Принимая всеобщее как признак научных истин, Аристотель попадал под очарование метафизических ценностей. В глубине постоянно повторяющихся фактов он предчувствовал неизменное бытие, отличное от ничтожных явлений чувственного мира. Сегодня ученые во всеобщем видят, пожалуй, практическую ценность.
Общие суждения, очерчивая условия возникновения явлений, позволяют предвидеть будущее, вызывать полезные и предотвращать вредные явления. Отсюда взгляд, что научные истины - это практически ценные суждения, правила эффективной деятельности.
Но и практическая ценность является ни необходимым, ни достаточным свойством научных истин. Утверждение Гаусса, что каждое простое число вида 4n+1 является произведением двух сопряженных чисел, не имеет практической ценности. Тогда как сообщение из полиции о том, что у грабителей отобраны украденные ими вещи является истинным, для потерпевших с практической точки зрения является весьма ценным. А сколько же можно предвидеть явлений, сколько успешно предотвратить несчастных случаев в силу закона, которого в такой формулировке не знал Галилей:” Все карандаши Акционерного Общества Маевский и товарищи в Варшаве не будучи подвешенными или поддерживаемыми падают со скоростью, возрастающей пропорционально времени падения!”
Приземленно думают о науке те, кто рад бы из нее сделать служанку в повседневной жизни. Возвышенней, хотя не лучше, думал Толстой, когда порицая экспериментальные исследования требовал от науки единственно поучений в вопросах этики. Наука имеет огромное практическое значение, может возвысить человека этически, случается становится источником эстетического удовлетворения; однако ее существенная ценность заключена в чем-то другом.
4. Начало науки Аристотель усматривал в удивлении. Греки удивлялись, что сторона и диагональ квадрата не обладают общей мерой. Удивление является интеллектуально-эмоциональным состоянием психики. Таких состояний существует много, например, любопытство, испуг перед неизвестным, недоверие, неуверенность. Они до сих пор подробно не исследованы, но уже поверхностный анализ обнаруживает в них всех, наряду с эмоциональными факторами интеллектуальный элемент, жажду знаний .
Эта жажда относится к фактам, значимым для индивидов или для всех людей. Влюбленный, которого мучает неуверенность, отвечает ли любимая взаимностью, был бы рад познакомиться с фактом, значимым для него одного. Но каждый человек со страхом и любопытством посматривает на смерть, напрасно стараясь проникнуть в ее тайну. Наука не заботится о стремлении индивидов; она изучает то, что может возбудить жажду знаний в каждом человеке.
Если эта мысль верна, то дополнительную ценность, которой кроме истинности должно обладать каждое суждение с тем, чтобы принадлежать науке, можно было бы определить как способность вызывать либо удовлетворять, непосредственно или опосредованно интеллектуальные общечеловеческие потребности, т.е. такие, которые может воспринять каждый человек, стоящий на определенном уровне умственного развития.
5. Истина о прыжке блохи с брови Херефонта не принадлежит науке, ибо не вызывает и не удовлетворяет никакой интеллектуальной потребности. Известие из полиции об украденных вещах может заинтересовать разве что отдельных людей. Также никому не нужно знание, сколько раз буквы m и s появляются в некотором стихотворении и какова связь между их числом. Даже суждение о падении карандашей Маевского не найдет места в учебниках физики, ибо стремление к познанию уже удовлетворяет общий закон о падении тяжелых тел.
Утверждение Гаусса о возможности разложения простых чисел вида 4n+1 на сопряженные компоненты известно лишь немногочисленным ученым. А все же оно принадлежит науке, ибо открывает удивительную закономерность чисел. Законы же чисел, этого могучего орудия исследования, возбуждают заинтересованность в каждом мыслящем человеке. Существование планеты Нептун может не всех касаться. Но этот факт подтверждает представление Ньютона о строении солнечной системы. Таким образом, он опосредованно относится к удовлетворению интеллектуальной потребности, испытываемой человечеством с давних времен. Как таковая победа Ягелло, возможно, японца не затронет. Но это событие является важным звеном в исторических отношениях двух народов, а история народа не может быть безразлична каждому культурному человеку.
Как искусство произросло из потребности красоты, так науку создало стремление к знанию. Поиск целей науки вне сферы мышления является такой же большой ошибкой, как и связывание искусства взглядами на полезность. Одинаково используются лозунги: “наука для науки” и “искусство для искусства”.
6. Каждая интеллектуальная потребность, которую невозможно тотчас удовлетворить в опыте, дает начало рассуждению. Кто удивлен несоразмерностью сторон и диагонали квадрата, тот жаждет для себя этот факт объяснить; он ищет таким образом обоснования, из которых суждение о несоразмерности появилось бы как следствие. Кто напуган прохождением Земли сквозь хвост кометы, тот старается вывести при помощи известных законов природы последствия, которые могло бы вызвать это событие. Математик, неуверенный, является ли разрешимым в целых и отличных от нуля числах для n>2 уравнение xn + yn = zn , ищет доказательство, т.е. достоверные суждения, которые обосновывали бы это известное утверждение Ферма. Человек, который подвержен галлюцинациям и в данный момент не доверяет своим наблюдениям, стремится проверить их объективность; таким образом, он ищет следствия предпосылок того, что не подвержен галлюцинациям. Например, он спрашивает окружающих, видят ли они то же, что он. Объяснение, вывод, доказательство, проверка являются видами рассуждений.
В каждом рассуждении содержится по крайней мере два суждения, которые соединены формальным отношением следования. Множество связанных таким отношением суждений можно назвать синтезом. Поскольку какую-либо общечеловеческую интеллектуальную потребность может удовлетворить единственно рассуждение, индивидуальное по своей природе, а не опыт, то оказывается, что науке не принадлежат отдельные суждения, но только синтез суждений.
7. В состав каждого синтеза суждений в качестве необходимой компоненты входит формальное отношение следования. Обычным, хотя и не единственным примером суждений, связанных этим отношением является силлогизм: “Если каждое S есть M, и каждое M есть P, то каждое S есть P”. Отношение следования, соединяющее посылки силлогизма с заключением, называется формальным, ибо оно возникает безотносительно к значениям терминов S, M, P, определяющих “материю” силлогизма. Формальное отношение следования несимметрично, т.е. оно имеет то свойство, что если суждение или множество суждений А находится в отношении следования к В, то В может, но не обязано находится в этом же отношении к А. Суждение А, из которого следует В, является основанием, В - следствием. Переход от основания к следствию определяет направление следования.
Рассуждение, которое исходя из оснований ищет следствия, называется дедукцией; рассуждение, которое исходя из следствий ищет основания, называется редукцией. В дедукции направление следования и рассуждения взаимно согласованы; в редукции они взаимно противоположны.
Дедуктивное рассуждение может быть выводимостью либо проверкой, редуктивное - объяснением или доказательством. Если из данных достоверных суждений мы получаем следствия, то выводим; если для данных достоверных суждений мы подыскиваем основания, то объясняем. Если мы ищем достоверные суждения, которые были бы получены из данных недостоверных [суждений] как следствия, то мы проверяем; если мы ищем достоверные суждения, из которых получались бы данные недостоверные [суждения] как следствия, то мы доказываем.
8. В каждом рассуждении содержится элемент творчества; наиболее выразительно это проявляется в объяснении.
Одним из видов объяснения является неполная индукция. Это такой способ рассуждения, который для данных единичных достоверных суждений “ S1 есть P, S2 есть P, S3 есть P ....” подыскивает основание в форме общего суждения “каждое S есть P”.
Неполная индукция, как и каждое редукционное рассуждение, не обосновывает результат рассуждения на основании исходной позиции, поскольку S1, S2, S3 не исчерпывают объема понятия S, а вывод только из некоторых единичных суждений общего суждения формально не правомерен. Поэтому результат неполной индукции как таковой не является достоверным суждением, но только правдоподобным.
Обобщение: “каждое S есть P” можно понять или как множество единичных описаний, или как зависимость: “если что-либо есть S, есть и P”. Поскольку обобщение является множеством единичных суждений, оно охватывает не только изученные случаи, но и неизвестные. Предполагая, что в неизвестных случаях проявления такие же, как в изученных, мы не воспроизводим данных в опыте фактов, но по образцу суждений о известных случаях создаем новые суждения.
Поскольку обобщение выражает зависимость, то оно вводит чуждый опыту фактор. Со времени Юма позволительно говорить только, что мы наблюдаем сосуществование или наступление явлений, но не их зависимость. Таким образом, суждение о зависимости не воспроизводит фактов, данных в опыте, но опять же является выражением творческой мысли человека.
Творчество это мизерно; познакомимся с более плодотворным.
9. Рассмотрим обобщение Галилея: “Все тяжелые тела, не подвешенные и не лежащие падают со скоростью, возрастающей пропорционально времени падения”. Это обобщение содержит закон, выражающий функциональную связь вида v=gt между скоростью v и временем падения t.
Величина t может принимать целые, дробные, неизмеримые, трансцендентные значения. Возникает бесконечная мощность суждений о событиях, которых никто никогда не наблюдал и не сможет наблюдать. Это один, уже упоминавшийся творческий фактор.
Второй содержится в форме связи. Никакое измерение неточно. Следовательно, невозможно утверждать, что скорость абсолютно точно пропорциональна времени падения. Таким образом, и форма связи не воспроизводит фактов, данных в опыте: во всей полноте связь является продуктом творчества разума.
С другой стороны, мы наконец знаем, что закон о падении тяжелых тел может быть истинным только в приближении, ибо он предполагает наличие несуществующих условий, таких как постоянство земного притяжения или отсутствие сопротивления воздуха. Таким образом, он не воспроизводит действительности, но касается единственно фикции.
Поэтому история учит, что этот закон не возник из наблюдений явлений, но родился a priori в творческом сознании Галилея. Лишь после создания закона Галилей проверил его следствия фактами. Такова роль опыта в каждой естественно научной теории: быть раздражителем творческих помыслов и поставлять материал для их проверки.
10. Иным видом объяснения является образование гипотез. Образовать гипотезу - значит принять существование факта, не наблюдаемого в опыте, с той целью, чтобы из суждения о нем как частичном основании получить достоверное суждение как следствие. Например, кто-то знает, что некоторое S есть P, но не знает почему. Намереваясь найти объяснение он принимает, что это S есть M, хотя на опыте этот факт он не наблюдает. Однако зная, что каждое M есть P и, если принимается, что S есть M, то из обоих этих суждений можно сделать вывод, что S есть P.
Гипотезой было суждение о существовании Нептуна, покамест этот факт не был наблюдаем в опыте. До сих пор гипотезой является суждение о существовании Вулкана, планеты, расположенной ближе к Солнцу, чем Меркурий. Является гипотезой и всегда будет таковой та точка зрения, что существуют атомы, электроны или эфир. На гипотезах покоится вся палеонтология; поскольку не о доступных наблюдению явлениях говорит, например, суждение, что некоторые серые куски извести, найденные на Подоле являются следами членистоногих, живших в Силуре либо Нижнем Девоне. История является огромной сетью гипотез, которые при помощи общих суждений, чаще всего взятых из житейской практики, объясняют данные в опыте факты, т.е. памятники, документы, сооружения, существующие сегодня обычаи.
Все гипотезы являются творениями разума, поскольку тот, кто принимает факт не наблюдаемый в опыте, тот создает нечто новое. Гипотезы - это постоянные составляющие знания, а не временные помыслы, которые бы посредством проверки превращались в установленные истины. Суждение о факте только тогда перестает быть гипотезой, когда этот факт можно наблюдать непосредственно в опыте. Это случается исключительно редко. Показать же только, что следствие гипотезы находится в согласии с фактами еще не значит заменить гипотезу истиной, ибо из истинности следствия нельзя заключить об истинности основания.
11. Прочие виды рассуждения не скрывают в своем содержании первичных факторов творчества, подобно объяснению. Ведь доказательство ищет известные основания, а вывод и проверка развивают следствия уже содержащиеся в данных посылках. Однако в каждом рассуждении содержится формальный фактор творчества: логический принцип рассуждения.
Принцип рассуждения - это суждение, говорящее, что между определенными формами суждений возникает отношение следования. Силлогизм: “если S есть M, а M есть P, то S есть P” является принципом рассуждения.
Принцип рассуждения не воспроизводит фактов, данных в опыте, поскольку ни несимметричное отношение следования не является предметом опыта, ни формы суждений, как например, “S есть P” не выражают явлений.
Несимметричные отношения никогда не связывают предметов действительности. Ведь несимметричным называется отношение, которое может, но не обязано иметь место между В и А, когда оно возникает между А и В. Если же А и В действительно существуют, то каждое отношение или имеет место между ними, или не имеет. Фактичность исключает возможность.
Возможность содержится и в формах суждений. Термины S и P - это переменные, которые в действительности не означают ничего определенного, но могут что-либо означать. Фактор возможности достаточен, чтобы признать принципы рассуждения творениями разума, но не воспроизведением фактов действительности.
Логика является априорной наукой. Ее утверждения истинны в силу определений и аксиом, вытекающих из разума, а не из опыта. Эта наука является областью чистого творчества разума.
12. Из логики возникает математика. Согласно Расселу, математика - это множество суждений вида “из p следует q”, причем суждения p и q наряду с самими переменными могут содержать только логические компоненты. К логическим же константам относятся такие понятия, как отношение следования, отношение индивидуума к классу и т.п.* Если всю математику удастся свести к логике, то она также является чистым образованием разума.
К такому заключению приводит рассмотрение отдельных математических дисциплин. Точка, прямая, треугольник, куб, все исследуемые геометрией образования имеют только идеальное бытие; они не даны в опыте. Еще менее существуют в опыте неэвклидовы фигуры либо многомерные глыбы. В мире явлений нет также целых чисел, рациональных, иррациональных, сопряженных. Уже Дедекинд назвал числа “свободными творениями человеческого духа”. Числа же являются основой всего анализа.
Логику совместно с математикой можно было бы сравнить с ажурной сетью, которую мы забрасываем в неизмеримые глубины явлений чтобы вылавливать из нее жемчуга научного синтеза. Это могучие орудия исследования, но только орудия. Логические и математические суждения являются истинами единственно в мире идеального бытия. Соответствуют ли этому бытию какие-то действительные предметы, об этом мы определенно никогда не узнаем.
Априорные конструкции разума, входящие в состав каждого синтеза, пронизывают всю науку идеальным и творческим началом.
13. Сейчас наступил момент задаться вопросом: какие научные суждения являются чистым воспроизведением фактов? Если уж обобщения, законы и гипотезы, а тем самым и все теории эмпирических наук, как и вся область априорных наук, возникли вследствие творческой работы разума, то, видать, немного в науке имеется сугубо воспроизводящих (odtworczych) [наблюдения* ] cуждений.
Ответ на этот вопрос, по-видимому, достаточно легок. Суждением сугубо наблюдения может быть только единичное предложение о факте, непосредственно данном в опыте; например, “здесь растет сосна”, “сейчас эта магнитная стрелка отклоняется”, “в этой комнате имеется два окна”. Однако кто и к этим суждениям присмотрится, еще и в них может усмотреть творческое начало. Выражения “сосна”, “магнитная стрелка”, “два” означают понятия, а в них просвечивает сокрытая работа духа. Все заключенные в словах факты уже, хотя бы примитивно, обработаны человеком. Как кажется, “сырой факт”, нетронутый разумом, должен быть предельным понятием.
Как бы дела не обстояли, все же мы чувствуем, что творчество разума не является неограниченным. Идеалистические системы теории познания не могут изгнать предчувствия, что существует некая независимая от человека действительность и что искать ее следует в предметах наблюдения, в опыте. Что в этой действительности происходит от человеческого разума - это исследование издавна является великим заданием философии
14. В науке следует различать два вида суждений: мы считаем, что одни воспроизводят данные в опыте факты, другие - созданы человеческим разумом. Суждения первой категории являются истинными, поскольку истинность состоит в согласии мышления и бытия; являются ли истинными суждения второй категории?
Мы не можем сказать решительно, что они ложны. То, что создал разум не может быть исключительно фантазией. Но вместе с тем у нас нет права считать их истинными, поскольку мы вообще-то не знаем, соответствует ли им реальное бытие. Несмотря на это мы их включаем в [состав] науки, ибо они связаны отношением следования с суждениями первой категории и не ведут к заключениям, несогласным с фактами.
Поэтому ошибочным является мнение, что цель науки - истина. Не для истины творит разум. Целью науки является построение научного синтеза, удовлетворяющего общечеловеческие интеллектуальные потребности.
В состав этого синтеза входят истинные суждения о фактах; они главным образом возбуждают интеллектуальные потребности. Это элементы реконструкции. Но к синтезу относятся и творческие суждения; они удовлетворяют интеллектуальные потребности. Это конструктивные элементы. И первые, и вторые элементы соединены в целое благодаря логическим отношениям следования.*Эти отношения придают синтезу суждений научный характер.
От научного поэтическое творчество не отличается большим полетом фантазии. Тот, кто подобно Копернику сдвинул с места Землю и направил ее на путь вокруг Солнца, или же, как Дарвин, узрел во мгле истории превращение видовых признаков, тот достоин стать в ряд величайших поэтов. Однако ученый тем отличается от поэта, что всегда и везде рассуждает. Не все он должен и может обосновать, но что провозглашает, то должен логическими узлами связать в единое целое. На дне этого целого лежат суждения о фактах, над ними возносится теория, которая объясняет факты, упорядочивает, пересказывает. Так возникает поэма науки.
Мы живем в период старательного собирания фактов. Основываем музеи естествознания и упорядочиваем гербарии. Составляем каталоги звезд и вычерчиваем карту Луны. Снаряжаем экспедиции к полюсам Земли и касающимся неба горам Тибета. Измеряем, вычисляем, используем статистику. Собираем памятники праистории и образцы народного искусства. Перевертываем старинные гробницы в погоне за новыми папирусами. Издаем первоисточники истории и составляем библиографию. Каждый клочок печатной страницы мы хотели бы сберечь от уничтожения. Эта работа ценна и необходима.
Все же собирание фактов еще не является наукой. Тот является настоящим ученым, кто умеет связать факты в синтез. Для этого недостаточно знакомства с одними лишь фактами; с собой нужно принести еще творческую мысль.
Чем больше кто-либо будет формировать равно, как разум, так и сердце, чем ближе он будет общаться с великими творцами человечества, тем больше творческих помыслов он извлечет из своей богатой души. И возможно когда-нибудь наступит счастливый момент и в нем засверкает искра вдохновения, с которой начнется великое произведение. Ибо “все великие деяния в мире - сказал однажды Адам Мицкевич - народы, законодательства, вековые институты; все верования до прихода Христа; все науки, изобретения, открытия; все произведения поэзии и искусства - все берут начало во вдохновении пророков, мудрецов, поэтов”.
Перевод с польского Домбровского Б.Т.
* Cтатья Я.Лукасевича впервые опубликована в 1912 г. в “Памятной книге к юбилею 250 годовщины основания Львовского университета” . (O tworczosci w nauce. Ksiega pamiatkowa ku uczczeniu 250 rocznicy zalozenia Uniwersytetu Lwowskiego. Lwow 1912. s.1-15). Второй раз она была издана в серии “Философская библиотека”, Львов, 1934, а также перепечатана с незначительными сокращениями в “Руководстве для самоучек” (Poradnik dla samoukow, t.1, Warszawa,1915) с названием “О науке”. В 1961 г. статья “О творчестве в науке” была помещена в сборнике избранных работ Я.Лукасевича “О проблемах логики и философии” (Z zagadnien logiki i filozofii, PWN,Warszawa 1961.); упоминавшийся выше вариант статьи с названием “О науке” вновь был напечатан в 1994 г. в популярном математическом журнале “Градиент” (Gradient,3-4(20),1994).(Прим. перев.)
После написания вступления к настоящей статье я нашел в работе известного методолога исторических наук Ксенопола (Xenopola) следующие мысли (La theorie de l’histoire, Paris,1908,s.30): “La science n’est pas une creation de notre esprit, dans le genre de l’art... Elle n’est que la reproduction intellectuelle de l’univers”.
Облака, комедия Аристофана. (Перевод А.Пиотровского дан по изданию: Аристофан. Комедии: в 2-х т. Т.1.-М., 1983.-С.161)
Псалом 32, Exultate iusti in Domino (Радуйтесь праведные о Господе).[Перевод дан по синодальному изданию, М.,1993] См. также Псалом 138.
Met. A2, 982 a8 и след., 21 и след.: “Во-первых, мы предполагаем, что мудрый, насколько это возможно, знает все, хотя он и не имеет знания о каждом предмете в отдельности. ... знание обо всем необходимо имеет тот, кто в наибольшей мере обладает знанием общего, ибо в некотором смысле он знает все подпадающее под общее”.
Меt.E2, 1027 a20, 21, 26: “..., а что нет науки о привходящем - это очевидно, ибо всякая наука - о том, что есть всегда, или о том, что бывает большей частью. ...между тем привходящее идет вразрез с этим. Таким образом, сказано, что такое привходящее и по какой причине оно бывает, а также что науки о нем нет."
# Перевод дан по изданию Алам Мицкевич. Избранные произведения, Т.1, М.,1955, с.203.
Приведенное четверостишье является третьей строфой поэмы к М***, начинающейся словами:”Прочь с моих очей”. (Dziela Ad.Mickiewicza, wyd. Tow. lit.im.Ad.Mickiewicza, Lwow 1896,t.I, str.179). Из формулы следует, что для s=1 (первая и вторая строки) m=2, для s=2 (третья строка) m=0, для s=4 (вторая строка) m=2.(Приведенная формула справедлива для польского текста. Прим. перев.)
О.Конт (A.Comte. Cours de philosophie, wyd.2. Paryz 1864, t.I, str.51) отношение науки к деятельности очертил следующими словами: “Science, d’ou prevoynce, prevoyance, d’ou action”. Однако Конт еще не видел цели науки в предвидении или деятельности. (см. сн.3 на стр. ...). Сегодня прагматизм истинность отождествляет с полезностью, а А.Бергсон, бросая в L’evolution creatrice (5 изд. Париж 1909, стр. 151) лозунг: homo faber вместо homo sapiens (что впрочем, уже до него сказал Карлейль: Man is a tool-using animal (Handthierendes Theit), Sartor Resarius, книга 1, розд.5) всю силу человеческого разума отдает в услужение практической деятельности. А.Пуанкаре в своей книжке La valeur de la science (Париж 1911, стр. 218) цитирует следующее мнение Le Roya, сторонника Бергсона:”la science n’est qu’une regle d’action”.
Gauss: Theoria residuorum biquadraticorum, commentatio secunda, § 33. Примеры: 5=(1+2i)(1-2i), 13=(2+3i)(2-3i) и т.д. Утверждение Гаусса равнозначно утверждению Ферма, что каждое простое число вида 4n+1 можно представить как сумму двух квадратов, например, 5=12+ 22, 13= 22 +32 и т.д.
Свои замечания о целях науки Л.Толстой поместил в конце книжки, направленной против современного искусства. (Я знаю это произведение только в немецком переводе: Gegen die moderne Kunst, deutsch von Wilhelm Thal, Berlin 1898, стр.171 и след.) Толстой цитирует А.Пуанкаре в статье Le choix des faits, содержащуюся в его книжке Science et methode (Париж 1908, стр.7).
Met. a2,982 b11 и след.: “....и теперь и прежде удивление побуждает людей философствовать, причем вначале они удивлялись тому, что непосредственно вызывало недоумение, а затем, мало-помалу продвигаясь таким образом далее, они задавались вопросом о более значительном,...";. 983 а16:”... все начинают с удивления...., ибо всем, кто еще не усмотрел причину, кажется удивительным, если что-то нельзя измерить самой малой мерой.” Конт (в цитируемом месте на 5 стр.) утверждает, что познание законов явлений удовлетворяет сильную потребность разума, которая выражается в удивлении, etonnement.
Состояния неуверенности, в той мере, в какой они проявляются в желаниях проанализировал Вл.Витвицкий (Analiza psychologiczna objawow woli, Lwow 1904, str.99 и след.)
Проф. К.Твардовский первым использовал выражение “рассуждение” как обобщающий термин, охватывающий “выводимость” и “доказательство” (Zasadnicze pojecia dydaktyki i logiki, Lwow 1901, str.19, ust.97). Продолжая взгляды проф. Твардовского я излагаю теорию рассуждений, очерченную в разделе 7 настоящей работы.
Вышеприведенная точка зрения на сущность индуктивного вывода согласуется с т.н. инверсной теорией индукции, созданной Джевонсом и Зигвартом (См. мою работу O indukcji jako inwersji dedukcji, “Przeglad Filozoficzny”,VI,1903, str.9).
“ В зависимости содержится понятие необходимой связи, чувственно наблюдать которое невозможно” [“W zaleznosci tkwi pojecie zwiazku koniecznego, ktorego zmyslami spostrzec nie mozna”] (D.Hume: Badania dotyczace rozumu ludzkiego, przeklad Lukasiewicza i Twardowskiego, Wydawnictwo Polskiego Towarzystwa Filozoficznego we Lwowie, t.I, str.88, ust.100).
Ср. E.Mach:Die Mechanik in ihrer Entwickelung, 6 wyd., Lipsk 1908, str.129 и след.
Много примеров, демонстрирующих элементы творчества в физике приводит др. Бронислав Бегеляйзен (Bronislaw Biegeleisen) в работе О творчестве в точных науках (“Przeglad Filozoficzny”,XIII,1910, str.263 и 387). Среди прочего др. Бегеляйзен обращает внимание на представление (uzmyslawianie) физических теорий при помощи механических моделей (str.389 и след.). Между моделью, объясняющей теорию и изобретением, которое, несомненно, является произведением творчества, различие существует только между целью и использованием этих предметов. Модели существуют и в области логики, например, логическое фортепиано Джевонса (см. рисунок в его книжке: The Principles of Science, Londyn 1883) или логические машины Маркванда (Marquanda) (см. Studies in Logic by Members of the John Hopkins University, Boston 1883, str.12 и след.).
Понятием “принципа рассуждения” я обязан проф. К.Твардовскому (см. Zasadnicze pojecia dydaktyki i logiki, Lwow 1901, str.30, ust.64).
B.Russell: The Principles of Mathematics, Cambridge 1903, str.3.
* Как кажется, здесь Лукасевич имеет в виду символ импликации и символ “I“, обозначающий отношение принадлежности предмета к совокупности. (Прим. перев.)
R.Dedekind: Was sind und Was sollen die Zahlen, Brunszwik 1888, str.VII: “ die Zahlen sind freie Schopfungen des menschlichen Geistes”.
В работе О принципе противоречия у Аристотеля (O zasadzie sprzecznosci u Arystotelesa) (Krakow 1910, str.133 и след.) я старался показать, что мы не можем быть уверены даже в том, выполняется ли для реальных предметов принцип противоречия.
* Эти суждения позже позитивистами Венского кружка были названы протокольными предложениями. – (Прим. перев).
Коперниканская мысль Канта, пытавшегося доказать, что, пожалуй, предметы соотносятся с познанием, чем познание с предметами, содержит взгляды, благоприятствующие тезису о творчестве в науке. Я пытался развернуть этот тезис не на основании какой-либо специальной теории познания, но только на почве обыденного реализма, при помощи результатов логических исследований. По этой же причине я не воспринимаю ни прагматизм Джеймса, ни гуманизм Шиллера.
* Из употребления в тексте множественного числа для термина “следование” можно заключить, что Лукасевич еще не различает отношение выводимости (wnioskowania) и следования (wynikania). Напомним, что этот текст написан в 1912 г. (перев.)
Игн.Матушевский (Ign. Matuszewski) в своей работе Цели искусства, содержащейся в книге Творчество и творцы (Варшава 1904), развивает подобные взгляды на творчество в науке. Его исследования, предпринятые с иной целью и с иной точки зрения привели к тем же результатам, к которым ведут логические рассуждения.
Это высказывание, почерпнутое в письмах из путешествий Одинокого, цитирует Вл.Беганьский (Wl.Bieganski) в своей работе О философии Мицкевича (“Przeglad Filozoficzny”,X,1907, str.205).
В этом году Белый зал Санкт-Петербургского политехнического университета Петра Великого отмечает своеобразный юбилей: 10 лет назад он вновь был открыт для публики после масштабной реставрации. Сегодня сложно представить культурное пространство нашего города без этой уникальной концертной площадки. О том, как это было, мы вспоминали с Борисом Игоревичем Кондиным, заслуженным работником культуры России, директором Департамента молодежного творчества и культурных программ СПбПУ, концертирующим пианистом.
— Открытие отреставрированного зала стало значительным событием в культурной жизни города. Какие музыканты приняли в нем участие?
— Открытие Белого зала состоялось в День знаний 1 сентября 2005 года. Собравшихся ждал приятный сюрприз — выступление Владимира Спивакова и оркестра «Виртуозы Москвы». Вообще, каждый концерт В. Спивакова — это грандиозно, это впечатление на всю жизнь. На открытии присутствовал весь цвет Политеха, да и города. В. Спивакову очень понравился зал, его замечательная акустика. Красивая музыка прозвучала в прекрасном исполнении в стенах великолепного Белого зала.
— Концертный сезон в этом году открыл Санкт-Петербургский оркестр терменвоксов. Этот музыкальный инструмент родился здесь, не так ли?
— Терменвокс родился рядом с Белым залом, в бывшей лаборатории Физико-технического института. В ней работал его создатель — Л. С. Термен, совершенно уникальный человек, выдающийся изобретатель. Он закончил Петербургскую консерваторию по классу виолончели, Политехнический университет, обучался на физическом и астрономическом факультетах Петербургского университета. В Л. Термене соединилось то, к чему мы стремимся, — любовь к науке и искусству. Работая над физическими открытиями, он обнаружил возможность звучания различных физических устройств без прикосновения рук, только за счет изменения объема внешней среды. Так были изобретены охранная сигнализация и музыкальный инструмент терменвокс. Его дипломной работой в Политехе стал дальновизор, предшественник современного телевидения. Л. Термен входит в плеяду пионеров-изобретателей современных крылатых ракет, электромузыкальных инструментов, телевидения, светомузыкальной техники и при этом он был великолепным музыкантом. Ему рукоплескала публика лучших залов мира: Гранд-опера, Альберт-холл, Метрополитен-опера и др. Хотя играть на таком инструменте чисто, без фальши, неимоверно трудно — необходимо иметь очень хороший слух и разбираться в сложнейших тонкостях настройки. Для терменвокса писал музыку Д. Шостакович. Сегодня в России инструмент не очень популярен, хотя он, безусловно, уникален и достоин внимания. Настоящий бум инструмент переживает в Японии. Так, в одном из центральных музыкальных магазинов Токио ежемесячно покупается приблизительно 50 терменвоксов. В Японии даже создали новую его модификацию — матрёмины, русские матрешки с терменвоксом в корпусе.
— Расскажите о проекте «Музыкальные семестры в Политехническом».
— Это наша с профессором консерватории И. Е. Рогалёвым совместная идея. Уникальный для России образовательный проект осуществляется в Политехническом уже 7 лет. Это лекции-концерты композитора в сопровождении симфонического оркестра для студентов технических специальностей. На «Музыкальных семестрах» мы не рассказываем биографии композиторов и что ими было написано — это не курс музыкальной литературы. Мы рассказываем о процессе творчества, о том, что вдохновило композитора на выбор той или иной мелодии. Студенты учатся слушать и чувствовать музыку, постигают истоки творчества. «Музыкальные семестры» развивают студентов и создают эффект синергии, когда параллельное движение в разных областях деятельности — науке и искусстве — создает эффект усиления творческого процесса в каждой.
— Наверное, поэтому появилась идея провести Первый хоровой конкурс технических вузов России «Благовест»? Часто ли выступают студенты на сцене Белого зала?
— «Благовест» — закономерное продолжение нашей работы. Вся наша деятельность направлена на развитие процесса творчества, пробуждение интереса студентов не только к точным наукам, но и к тому, как создается мир вокруг. Творчество в науке и искусстве взаимосвязано. Оно способствует саморазвитию и самореализации. Что касается студенческих концертов, наши творческие коллективы выступают достаточно постоянно. Когда есть готовые программы — с отчетными концертами. Отцы-основатели университета мечтали, чтобы выпускники Политеха были инженерной элитой России. Это подразумевает многогранное образование, и в сфере искусства в том числе. Есть известное высказывание ученого, инженера, изобретателя В. Г. Шухова о том, что «инженер должен мыслить симфонически». Этот принцип актуален и сегодня, и эта цитата стала эпиграфом к хоровому конкурсу технических вузов России. Мы стремимся к тому, чтобы творчество являлось образом мышления наших студентов. Для этого мы проводим художественные фестивали и конкурсы. Не случайно одна из задач департамента, которым я руковожу, — развитие творческих студенческих объединений.
— Пройдут ли какие-либо специальные мероприятия, посвященные Году литературы в России?
— Так совпало, что мы впервые в этом году запланировали в репертуаре серию моноспектаклей. Учитывая особенности сцены нашего концертного зала, мы выбрали именно этот формат. В спектаклях примут участие петербургские актеры театров малых форм. Начнется проект «Одесскими рассказами» И. Бабеля в ноябре, затем, в декабре, будет представлен необычный моноспектакль о жизни и творчестве С. В. Рахманинова. Внук В. П. Соловьёва-Седого, В. Соловьёв-Седой-младший, прочитает главы из «Мастера и Маргариты» М. Булгакова. Спектакль будет сопровождаться музыкой Шнитке в исполнении Концертного камерного оркестра М. З. Эстрина.
